Лепрозорий

Тигрица напала снова. И на этот раз кошка старалась разглядеть все. Гибкое пружинящее на кошачьих лапах тело, лиловые тигриные полосы на руках и лице. Не кулаки, не ладони, а сомкнутые указательный и средний пальцы. Тигрица била именно ими. В точки, в меридианы, в узлы. Все кошкино тело было мишенью, в которую невозможно не попасть. Что бы кошка ни подставила под удар — тигрица выведет из строя. Руки не станут бить, ноги прекратят держать тело, спина откажется повиноваться, а боль задушит разум. И стоило Химари это понять, как сотни ударов посыпались на нее, она лишь чувствовала, как одна за другой мышцы отказывают ей. Упала, свернулась в клубок, защищая внутренние органы. Тигрице остановить их ничего не стоит, а умирать не хотелось до сих пор.

Ясинэ выбила ей все конечности по точкам и оставила лежать на холодных камнях. Химари видела, как госпожа подзывает конэко и требует бо. Видела, как посох с кошачьей головой ложится в исполосованную лиловым пламенем ладонь. Как огонь растекается по резным фигурам и знакам.

Тигрица провернула посох по лиловым камням, механизм щелкнул, и она вытащила из бо белоснежный клинок. Химари знала - это конец. Ее вышвырнут из храма менять одну жизнь на другую. Так хотелось зажмуриться от ужаса. Но в то же время она желала посмотреть в глаза смерти, побороть страх.

— Остановись! — раздался над головой утробный мощный рык. Тело кошки заслонил собой любимейший сын Ясинэ.

И тигрица послушалась — опустила занесенный клинок, но не убрала в ножны.

— Уйди с дороги! Она собиралась предать меня, собиралась предать тебя! А я ведь верила ей, верила в нее! Я столько сил потратила на ее обучение, и все зря! Как ты смеешь мешать моей мести? — шипела она, по-звериному оголяя клыки.

— А как ты смеешь избивать мою жену? — его голос был слишком спокоен.

Химари дернулась, пытаясь разглядеть его лицо. Но тело не слушалось совершенно. Она презирала его всей душой, ненавидела, терпеть не могла. Он ведь тоже должен ее ненавидеть — она бесила его, раздражала, говорила такие чудовищные гадости. А он — любит? О нет! Он просто хочет издеваться над ней сам! Он за все заставит ее заплатить! За каждое колкое слово! За каждую издевку! За все! За все она заплатит!

— Что ты сказал? — лиловые полосы сошли с тела тигрицы, руки задрожали, и она выронила посох-ножны. — Как ты можешь? Она же чудовище. Я видела, что она с тобой делает. Это нельзя простить. И по ее милости тебя бы забрали у меня! Как? Как ты смеешь пойти против моей воли? — она словно разом лишилась всех сил, ее едва держали лапы, и окажись она на гэта — давно бы упала.

— Она моя жена. И я запрещаю тебе ее убивать. Ты поняла меня? — его не волновало то, что перед ним стояла не просто его мать, а лучший воин империи.

— Поняла, — тигрица уступила, собралась с силами и кивнула, — еще бы не понять, — и, бросив ему под ноги клинок бо, медленно побрела в сторону ворот.

Конэко бросились к ней, но шисаи отвергла их помощь. У самых дверей обернулась, посмотрела на сына.

— Скажи хоть, когда была свадьба? И какая тварь обвенчала вас? — губы Ясинэ дрожали.

— Сегодня вечером. Нас обвенчаешь ты, — его тон не терпел возражений.

И Ясинэ заткнула рот рукой, заглушая крик. В ее глазах блестели слезы. Она распахнула дверь и исчезла в храме. Никто не осмелился пойти за ней, всем слишком сильно были дороги их жизни.

Химари ждала новой порции боли и унижений. Но кот точечными ударами тех же двух пальцев расслабил все мышцы кошки, и она даже смогла вздохнуть полной грудью.

— Через пару часов сможешь шевелиться, пока терпи, — Хайме поднял ее, вялую, на руки и понес через весь полигон к тренировочной ванне.

А кошка не могла поверить и силилась дать сошедшим с ума разумом хоть какое-то объяснение происходящему. Это все кошмарный сон! Но кот был реальным и все так же пах горьким шоколадом. Вот только попросить у него объяснений кошка не могла, язык онемел и насмерть прилип к небу.

***

Всю свою жизнь Химари ненавидела саму идею династических браков. Верила, что брак по расчету чудовищен. Зарекалась, что не позволит этому случиться с ней. Но оказалась у алтаря с человеком, которого ненавидела. И все ради того, чтобы сама Ясинэ тренировала ее. Чтобы ей позволили учиться быть шисаи.

Ясинэ тренировала кошку до полусмерти, не жалея ни единого мгновения. Она изо дня в день брала вверх над ученицей, в чем бы то ни было. Лук, катаны, иглы, плети, топоры, веера. Она не щадила свою сольпугу, но в то же время укрывала ее от императора любой ценой. Между ними больше не было ни понимания, ни заботы, ни даже нежности и любви, только бои, опустошающие, гнетущие и разрушающие изнутри обеих.

Каждый раз, когда Химари не могла встать с пола, снова поверженная и опустошенная, Ясинэ склонялась над ней и повторяла одно и то же, одно и то же.

— Брось Хайме, оставь в покое моего сына, и этот ад закончится, я клянусь, — шептала она, заглядывая кошке в глаза.