Лепта

Из-за «Женыпатифара» Иосифа отвели в темницу. И вот там, в темнице, куда он был заключен вместе с двумя приближенными фараона: хлебодаром и виночерпием, открылось его умение толковать сны. Узникам приснились сны, по которым — слушаешь, Сережа? — Иосиф угадал их судьбу. Хлебодару он предсказал смерть, а виночерпию — жизнь и благоденствие. Так и случилось, фараон помиловал виночерпия. Потом Иосиф разгадал сны фараона… И фараон сделал Иосифа правителем Египта. Вот когда Иосиф мог отомстить братьям: в голодную пору они не раз приходили в богатый Египет. Однажды слуги Иосифа подложили в мешок младшему брату Вениамину драгоценную чашу, а потом «нашли» ее там. Братья опозорены… Когда их горе и отчаяние достигли предела, Иосиф простил их…

— Вот! Правильно! — рассудил Сережа. Саша улыбнулся. Братцу невдомек, в каком состоянии Саша находится. Сережа рядом с холстом, на котором едва прорисованы фигуры будущей картины об Иосифе, выглядит комариком. Размер холста Саша заказал вровень брюлловской картине «Явление Аврааму трех ангелов». На большого мастера равнялся. Но разве может он с такой махиной почти в два человеческих роста справиться?

Неожиданно застучали в дверь — нетерпеливо, требовательно. Саша открыл. На пороге — Григорович. Задыхаясь от быстрой ходьбы, выговорил:

— Государь будет в Академии! К двум. Сейчас половина. Поспешите привести себя в порядок. Идем встречать коляску.

Как это — встречать коляску? Ведь это государь, а не квартальный надзиратель. Впрочем, что рассуждать — велено, стало быть, выполняй. Взял Сережу за руку и быстрехонько — домой.

Дома Саша сразу попал в руки Маняше. Никто не умеет так ловко взбить ему кок. Подошла матушка, внимательно оглядела Сашу: хорошо ли смотрится подпирающий подбородок белый галстук, ладно ли сидит фрак? Перекрестила:

— В час добрый!

Саша выскочил из квартиры, навстречу — Алеша Марков — напомаженный, косматая грива уложена, этакий паинька стал. На лестнице показался сам президент Академии Алексей Николаевич Оленин. За ним — профессора. Саша поклонился низко. Оленин строго посмотрел на него, на Алешу, видно, остался доволен.

— Славный день нынче, — сказал обоим. — Что ж, идемте встречать нашего батюшку!

Саша и Алеша уступили дорогу. Не заботясь о том, слышат или не слышат его воспитанники, Оленин сказал графу Толстому довольно громко:

— Славные ребята. Особенно Саша Иванов. Двадцати нет, а уже конкурирует на Большую золотую медаль. Ему поучиться в Италии — и такого художника надо будет поискать… А?

Саше неловко стало. Но никому до него нет дела: на улицу спешила вся Академия. Повернув головы в сторону Зимнего, ждали высокого гостя.

Показался поезд — три кареты: стало быть, царь со свитой. Лошади — рысаки серой масти, форейтор и кучера в четырехугольных шляпах, шитых золотым галуном. Сбруя блестит, кареты открытые, лакированные, обиты позументом — блестят.

Вот они совсем рядом… Григорович подтолкнул Сашу и Алешу, как только кучер натянул вожжи, сдерживая лошадей. Лошади осели на задние ноги, остановились.

Но Саше с Алешей не довелось и прикоснуться к дверце, их оттеснили неизвестно откуда взявшиеся дюжие офицеры в эполетах с золотой бахромой и вензелем НП. Впрочем, оттеснить оттеснили, но не прогнали. Они с Алешей оказались прижатыми к карете. Царь в ней был с детьми. Рядом с ним сидел семилетний наследник — цесаревич Александр Николаевич, на коленях — пятилетняя великая княгиня Мария Николаевна — в голубом чепце, голубом платьице, безбровая, с круглыми голубыми глазами. Царь поцеловал ее в щеку, пощекотал усами ушко, она рассмеялась. Цесаревич — светловолосый, крупноголовый, в бархатной зеленой куртке, зеленых коротких штанах и белых чулках. Саша ближе всего оказался к цесаревичу и хорошо его рассмотрел.

Царь вышел из кареты, и тут же его окружила свита. В свите Саша узнал румяного графа Адлерберга и генерала Бенкендорфа — он их прежде видел на парадах. Каждый из сановников спешил что-то сказать государю. До Саши долетали лишь отдельные слова, в основном те, что громко произносил царь.

Он был чем-то недоволен… Неожиданно глаза царя остановились на Саше. У Саши дух захватило. Разве можно выдержать такой взгляд? Это были глаза — Саша сразу вспомнил, — глаза с прошлогоднего подмалевка батюшки — такие же безумно-выкаченные. Государь был грозный царь — ярое око… Саша испуганно отвел взгляд.

— Что же, Оленин, веди в свои апартаменты, — сказал царь. И первым двинулся в Академию.

Саша пробрался на хоры конференц-зала и оттуда смотрел на толпу, теснящуюся в Античной галерее, слушал срывающийся голос Алексея Николаевича, но на царя больше не взглянул. Боялся. Алексей Николаевич читал вдохновенно, светясь от счастья:

— Да преуспевает же и благоденствует отечество наше! Да созревает в нем плод просвещения, посеянный мощной рукой Петра Великого и возделываемый попечением истинного его преемника Николая Первого…

2