Лермонтов

Исчезни, мрачный дух сомненья! —
Посланник неба отвечал: —
Довольно ты торжествовал;
Но час суда теперь настал —
И благо Божие решенье!
Дни испытания прошли;
С одеждой бренною земли
Оковы зла с нее ниспали.
Узнай! давно ее мы ждали!
Ее душа была из тех,
Которых жизнь — одно мгновенье
Невыносимого мученья,
Недосягаемых утех;
Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их,
Они не созданы для мира,
И мир был создан не для них!
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои…
Она страдала и любила —
И рай открылся для любви!

Любопытно трактует этот монолог Дунаев:

«Спасение, если быть внимательным к словам ангела, определяется не любовью и страданием, но изначальной, предвечной, онтологической избранностью души, деяния которой не имеют совершительной силы и влияния на конечную судьбу ее. Такая душа, оказывается, имеет вообще особую природу: она соткана из лучшего эфира — и тем как бы возносится над всеми прочими… На становление богоборческого романтизма решающее влияние оказали сотериологические идеи предопределения конечных судеб людских. Нетрудно заметить, что «лермонтовская сотериология» (если можно так назвать его представление о спасении, отраженное в поэме) имеет точки соприкосновения именно с представлением о предопределении, хотя вряд ли сам поэт это сознавал: скорее, здесь стихийно и бессознательно сказалось увлечение эстетическими плодами одного из религиозных заблуждений — урок для желающих осмыслить духовно творческий опыт великого поэта…

Поэтому можно принять идею Вл. Соловьёва, указавшего на то, что Лермонтов как мыслитель оказался предшественником, не для всех явным, ницшеанских идей о сверхчеловеке… на уровне низшем, уровне обыденного сознания, все подобные идеи оборачиваются простым выводом: избранным людям все позволено, в их действиях все оправдано, их нельзя оценивать по общим критериям, Бог оправдает их независимо ни от чего».

Давайте для начала приглядимся к теме редких душ, сотканных из тончайших струн эфира и как бы изначально предназначенных для спасения. Такая душа у Тамары. Но разве не встречаются в житиях святых точно такие же определения? Разве мы не читаем о людях, которые с детства обладали ищущей Бога душой, всегда жаждали молитвы, богообщения и вообще очень выделялись среди сверстников — были как бы изначально предназначены для монастыря? Что, это тоже такие ницшеанцы, которым «все позволено», которые будут спасены в любом случае?

Нет, тут ведь совсем в другом дело. Душа Тамары была изначально хороша и драгоценна, но важно и то, что Тамара сделала со своей душой, как она оберегала ее, как пыталась противостоять сильнейшим демонским нападениям («прилогам»). В тех же житиях мы можем читать о попытках падшего духа соблазнить какого-нибудь отшельника. Что, этот отшельник нарочно звал злого духа, желал вступать с ним в общение? Нет ведь, напротив, отшельник мужественно противостоял искушениям.

Разве с Тамарой не происходило ровно того же самого? Если бы Тамара пала — поддалась Демону — она не могла бы быть спасена. Слово «любила» не относится к Демону. Тамара была любящей душой — ангел говорит об этом.

Эту тему подробно разбирает иеромонах Нестор (Кумыш) в книжке «Поэма М. Ю. Лермонтова «Демон» в контексте христианского миропонимания».

«Тамара в своем противостоянии Демону имеет тайных покровителей, — пишет отец Нестор, — незримо оберегающих ее и помогающих ей в борьбе с духом зла… «Злой дух» должен не только опутывать Тамару сетью искусно сплетенной лжи, но в то же время преодолевать противодействие ее тайных покровителей, сочувствующих красоте ее души и как будто уверенных в положительном для Тамары исходе завязавшейся драмы. Ибо явившийся херувим… приосеняет Тамару своим крылом «с улыбкой ясной»…