Лермонтов и христианство

К примеру, католический богослов Пьер Абеляр, полагая, что «ни добрые, ни злые не равны между собой, и нельзя уравнивать их заслуги, то есть нельзя считать, что их воздаяние должно быть равным» (Диалог между Философом, Иудеем и Христианином), в подтверждение своей мысли ссылался на ап. Павла: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мёртвых: сеется в тлении, восстаёт в нетлении; сеется в уничижении, восстаёт в славе; сеется в немощи, восстаёт в силе; сеется тело душевное, восстаёт тело духовное. Есть тело душевное, есть тело духовное» (1 Кор. 15:41–44). Церковный писатель Иосиф Волоцкий следует противоположной концепции «спасения» – и при этом тоже апеллирует к ап. Павлу. Русский церковный деятель придерживается идеи равенства награды всем ищущим спасения, несмотря на неодинаковые подвиги и заслуги.

Очевидных противоречий в логике обоих авторов нет, есть противоречия в моральном аспекте, определяющем стиль мышления. В первом случае проглядывается уже тогда «цивилизационно-правовой», то есть просчитанный стиль мышления, впоследствии утверждаемый всем историческим бытием Запада. Исповедовавшие этот «стиль» закономерно обратили спасение души в «духовные» торги при «меняльных лотках» папских провинций. Тогда как в поучениях Иосифа Волоцкого превалирует духовная (восточная) составляющая.

Русский религиозный философ В. Н. Лосский разъясняет возникшую дилемму следующим образом:

«Понятие “заслуги” чуждо преданию Восточной Церкви. Это слово редко встречается в духовной литературе Востока и не имеет того значения, какое имеет на Западе. Объясняется это общей установкой восточного богословия в его понимании благодати и свободы… Благодать не есть награда за заслуги человеческой воли… Речь идёт не о заслугах, а о соработничестве, синергии (от греч. synergуs – вместе действующий. – В. С.) двух воль, божественной и человеческой, о согласии, в котором благодать всё более и более раскрывается…».[20]

VI. Историк русской литературы А. М. Скабичевский в своём биографическом очерке «М. Ю. Лермонтов. Его жизнь и литературная деятельность» пишет о подоплёке ссоры де Баранта с Лермонтовым:

«Причина этого столкновения заключалась в том, что оба молодых человека ухаживали за княгиней Щербатовой (ей посвящена пьеса «На светские цепи»), но Лермонтов был осчастливлен предпочтением. Раздраженный этим де Барант, встретив Лермонтова 16 февраля 1840 года на балу графини Лаваль, обратился к нему с укором за то, что тот будто бы отозвался о нем неодобрительно и колко в присутствии особы, за которой они оба ухаживали. Лермонтов объявил это клеветой и сплетнями. Де Барант выразил недоверие к словам Лермонтова и прибавил, что «если переданное ему справедливо, то Лермонтов поступил дурно».

– Я ни советов, ни выговоров не принимаю и нахожу поведение ваше смешным и дерзким (drфle et impertinent), – отвечал Лермонтов.

– Если бы я был в своем отечестве, – заметил на это де Барант, – то знал бы, как кончить дело!

– Поверьте, что в России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и что мы, русские, не больше других позволяем оскорблять себя безнаказанно, – возразил Лермонтов. Тогда со стороны де Баранта последовал вызов. Лермонтов тут же на балу просил к себе в секунданты Столыпина. Секундантом де Баранта был поручик гвардии граф Рауль д'Англес, французский подданный. Так как де Барант почитал себя обиженным, то Лермонтов предоставил ему выбор оружия (Несмотря на то, Лермонтов был оскорбленной стороной и, согласно дуэльному кодексу, имел право выбрать оружие, преимущество такого выбора использовал де Барант, представив дело так, будто в его лице была оскорблена Франция. – В. С.). Когда же Столыпин приехал к де Баранту поговорить об условиях, молодой француз объявил, что будет драться на шпагах. Это удивило Столыпина. «Но Лермонтов, может быть, не дерется на шпагах», – заметил он.

«Как же это офицер не умеет владеть своим оружием?» – возразил де Барант. «Его оружие – сабля, – отвечал Столыпин, – как кавалерийского офицера, и если вы уже того хотите, то Лермонтову следует драться на саблях. У нас в России не привыкли, впрочем, употреблять это оружие на дуэлях, а дерутся на пистолетах, которые вернее и решительнее кончают дело». Де Барант настаивал на своем» (с французской ловкостью уклонившись от сабли Лермонтова, на этот раз Барант ловко «уворачивается» от пули. Модест Корф – однокашник Пушкина по Лицею – так комментировал этот поединок: «Дантес убил Пушкина, и Барант, вероятно, точно так же бы убил Лермонтова, если бы не поскользнулся, нанося решительный удар, который таким образом только оцарапал ему грудь». – В. С.).

Возвращаемся к Скабичевскому: