Лермонтов и христианство

И это «внутреннее» преображение, казалось, вот-вот достигнет своего апогея, после чего демонизм (как мы помним, – «зло наскучило» Демону задолго до встречи с Тамарой), будучи единовременно источником и вместилищем мирового зла, падёт наконец, не устояв перед силой любви, долженствующей распространиться на человечество во всей его массе. Ибо «демонское» начало, наполнив собою жизнь и растворившись в душах людей, всё же сконцентрировано в самом Духе Зла. Казалось, духовный переворот всего (подчёркиваю это) человечества возможен ещё и потому, что «программа» созидания изначально была заложена в душу «венца творения». Вот и настоящая «исповедь» Демона как будто говорит о возможности изменения самого хода истории! Она ясно свидетельствует о том, что животворящая сила любви в эти минуты «держит» Демона в духовном поле Тамары. Откликаясь на мольбу беспомощной княжны пощадить её душу, Демон делает поистине героическую попытку отказаться фактически от своей, проклятой Богом сущности:

Клянусь я первым днём творенья,
Клянусь его последним днём,
Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой,
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой
И вновь грозящею разлукой.
Клянуся сонмищем духов,
Судьбою братий мне подвластных,
Мечтами ангелов бесстрастных,
Моих недремлющих врагов;
Клянуся небом я и адом,
Земной святыней и тобой,
Клянусь твоим последним взглядом,
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
Волною шёлковых кудрей,
Клянусь блаженством и страданьем,
Клянусь любовию моей:
Я отрёкся от старой мести,
Я отрёкся от гордых дум;
Отныне яд кровавой лести
Ничей уж не встревожит ум;
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться,
Хочу я веровать добру…

[34]

В пароксизме раскаяния и в отчаянии от несбыточности его клятвы (это ему ясно было с самого начала!) Демон возводит её в ранг «очистительной», но всё же отвлечённой молитвы. Его слова – своеобразный памятник всему лживому, но великому в своей искренности, грандиозному в преобразовательной ипостаси и… несбывшемуся. И всё же в эти мгновения он верит или хочет верить собственным словам. И вновь чудится, что Демон готов сжечь мосты со своим прошлым и (в это верим уже мы) без сожаления об утерянной мощи вернуться к своему Отцу.

Поскольку в недрах Духа Зла заложено и это, возрождающееся в своей созидательной сущности стремление. Этот поистине всемирный акт тем более представляется вероятным, что всё «в начале» вечности произошло от Благого Источника. Как будто «идя по нему», Демон пылко клянётся своей жертве, но, увы, клятвы и обещания его, обрамлённые жемчугом истинной поэзии, отвлечённы и безблагодатны:

…Для тебя с звезды восточной
Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной;
Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката
Твой стан, как лентой, обовью,
Дыханьем чистым аромата
Окрестный воздух напою;
Всечасно дивною игрою
Твой слух лелеять буду я;
Чертоги пышные построю
Из бирюзы и янтаря;
Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака,
Я дам тебе всё, всё земное —
Люби меня!..