Лермонтов. Исследования и находки

Некоторые из этих рисунков уцелели: «Тамань», «Вид Бештау около Железноводска», «Дарьяльское ущелье возле станции Балта», «Дарьяльское ущелье» и «Замок Тамары», «Развалины на берегу Арагвы», «Тифлис. Замок Метехи»… Нет сомнения, что Лермонтов потом, на досуге «отделывал» и поправлял их. Так, например, в рисунке «Развалины на берегу Арагвы» пейзаж, снятый с верхней точки, Лермонтов, прорисовывая, кое в чем изменил: в рисунке — два «горизонта». И точной позиции, с которой Лермонтов изобразил эти развалины, обнаружить не удается. Дальние планы рисованы с одного места, ближние изображены «прямолично» и соответствуют тому, что мы видим со дна ущелья.

Но когда написаны такие полотна, как «Вид Пятигорска», «Эльбрус», «Башня в Спони близ Казбека», «Военно-Грузинская дорога близ Мцхета», «Тифлис», «Развалины близ селения Караагач в Кахетии», «Перестрелка в горах Кавказа»? Возил ли Лермонтов с собой холст и краски или ограничивался тем, что снимал кроки местности, а масляные работы писал не с натуры, а по этим наброскам? Этот вопрос никто специально не выяснял. Тем не менее и П. А. Висковатов и Н. П. Пахомов уверенно утверждают, что на Кавказе Лермонтов писал маслом с натуры: «часами проводил за альбомом или даже с кистью в руках», — писал П. А. Висковатов[828]. «Выполнил целую серию карандашных и масляных зарисовок тех мест, в которых он жил или по которым „вояжировал“», — читаем у Н. П. Пахомова[829]. То же самое утверждал я[830]. Н. П. Пахомов, например, разделяет полотна Лермонтова на те, которые он писал с натуры, и сделанные на память. В частности, картину «Вид Пятигорска» он считает несомненно написанной на натуре.

Между тем искусствовед Э. Н. Ацаркина в разговоре со мною высказала как-то предположение, что Лермонтов вообще не писал на натуре маслом, особенно в путешествиях, а, как и многие его современники-живописцы, пользовался предварительными зарисовками, записывая тут же для памяти обозначения красок.

То, что обнаружился рисунок, полностью совпадающий с композицией живописного полотна, решает этот вопрос окончательно. Хотя указаний Лермонтова, какие употребить краски на этом рисунке, на лицевой его стороне не находим, Э. Н. Ацаркина совершенно права, и не остается сомнения, что рисунок — это тот карандашный эскиз, по которому впоследствии Лермонтов написал картину. Потому что панорама Пятигорска в обоих случаях изображена с одной точки.

Справа вверх по склону Машука, поросшему кудрявым кустарником (возможно, что это лозы дикого винограда), к гроту в скале ведет петлистая тропинка, огибающая на переднем плане обломок скалы. Слева — кусты, почти совершенно скрывающие небольшой домик. Между правой и левой «кулисами» — терраса, с которой открывается вид на раскинувшийся внизу городок, на строения, взбегающие по склону подковообразного отрога горы. Еще дальше — долина Подкумка, петли реки, вершины Юцы и Джуцы, а за ними — он отчетливо виден на полотне — белый двуглавый Эльбрус. Никаких отличий на картине и на рисунке мы не находим, если не считать некоторых отклонений в изображении растительности. Дерево на рисунке закрывает часть горного склона. На полотне Лермонтов сделал его вдвое ниже. А еще вернее — внес это изменение потому, что зрительным центром рисунка оказался не Пятигорск в глубине, а дерево. И Лермонтов в интересах композиционной стройности его «погасил».

Вглядываясь попеременно то в рисунок, то в полотно, можно обнаружить только, как говорят, «микроскопические» отличия. Я имею в виду пейзаж. Но тем не менее различие есть. И довольно существенное. Потому что рисунок — безлюден. А на полотне по тропинке спиною к зрителю, с тросточкой, в синем сюртуке и в цилиндре, поднимается к гроту кто-то из «водяного общества». А в центре картины едет на иноходце (Лермонтов сумел изобразить поступь лошади!) черкес в мохнатой папахе.

Допустить, что Лермонтов дважды «снимал» одно и то же место с натуры, нельзя. Таким образом, обнаруженный в стокгольмском издании рисунок представляет собой «снятый на скорую руку» вид одного из тех мест, которые Лермонтов «посещал», и принадлежит к той коллекции, которую Лермонтов вез из ссылки домой. Но, главное, он раскрывает процесс работы поэта над своими полотнами. И позволяет считать, что и во всех остальных случаях, изображая пейзаж на основании своих предварительных зарисовок, «действие» — то есть пешеходов и всадников, караваны верблюдов, волов, запряженных в арбу, — Лермонтов вписывал потом, уже во время работы над полотном.