Лермонтов. Исследования и находки

По уму, по своим понятиям, по жизненному опыту и по таланту Лермонтов был много выше его окружавших. Все его новые товарищи принадлежали к знатным аристократическим фамилиям и разделяли светские предрассудки своих родных и знакомых. Их взгляды и понятия в большинстве своем были Лермонтову глубоко чужды. Все ложное, неестественное, все натянутое и пошлое он высмеивал беспощадно и зло. Многие боялись его метких острот и шуток. Но в затеях и шалостях юнкеров он принимал самое живое участие. Не отставал он от них и на учениях: был силен и вынослив, крепко сидел на лошади, хорошо фехтовал на эспадронах (на саблях). Этим оружием, кроме него, владел только юнкер Мартынов — тот самый, имя которого проклинает каждый, кому дорога поэзия. Их встречи привлекали внимание. Фехтовали они ловко и хорошо.

Но по ночам, тайком, забираясь в пустые классы, Лермонтов зажигал свечу и писал — роман о горбатом Вадиме, примкнувшем к отрядам пугачевцев, поэму о Демоне, «восточную повесть» «Хаджи Абрек»… Можно только удивляться тому, что в условиях казармы он продолжал серьезные занятия литературой. Удивляться, что количество написанного за эти годы ничтожно по сравнению с тем, что он создал в Москве, не приходится!

В конце 1834 года он вышел офицером в лейб-гвардии Гусарский полк, квартировавший в Царском Селе, под Петербургом, и окунулся в полковую и светскую жизнь. Однако смысл и цель его жизни по-прежнему составляли занятия поэзией.

Однополчане Лермонтова рассказывали, что, если под руками у него не случалось бумаги, он выдвигал ящик стола и записывал на дне его пришедшие ему в голову строки. Многим запомнилось, как Лермонтов за шахматной доской, покуда противник обдумывал очередной ход, брал перо и рассеянно чертил на клочке бумаги усатые профили, а рядом с ними — головы горячих, нетерпеливых коней, время от времени записывая стихотворные строчки. Бывало, что в продолжение игры он успевал набросать целое стихотворение. Но только самые близкие друзья знали, что многие свои произведения Лермонтов вынашивал долгие годы.

Над поэмой «Демон» Лермонтов работал около двенадцати лет. Он начал ее писать еще в пансионе, а в последний раз переделывал и поправлял за два года до смерти. Благодаря этому незрелое юношеское сочинение превратилось в замечательнейшее произведение русской и мировой поэзии.

Свои наблюдения над жизнью петербургского света Лермонтов использовал в романе «Княгиня Лиговская» и в драме «Маскарад», которую хотел непременно видеть на сцене.

В студенческие годы он писал пьесы и в стихах и в прозе, но читал их только близким и друзьям и, очевидно, никаких попыток поставить их на сцене не делал. На этот раз он решил отдать свою пьесу в Александрийский театр и представил ее в драматическую цензуру.

В «Маскараде» он следовал примеру Грибоедова. В своей комедии «Горе от ума» Грибоедов обличил и высмеял чиновную Москву — фамусовых, скалозубов, молчалиных. Лермонтов в «Маскараде» обличал аристократический Петербург, цвет императорской столицы — карьеристов, злых интриганов, темных проходимцев, шулеров, карточной игрой составлявших целые состояния. Он обличал алчность аристократии, ее лживость, высокомерие, ханжество, ее духовное ничтожество. Эту надменную знать он показал в игорном доме, на маскарадном балу и снова за картами. Он выбрал из жизни великосветского общества такие моменты, когда внешние светские приличия отбрасывались и выступали наружу одни обнаженные низменные страсти. Эта мысль — изобразить светский Петербург на маскарадном балу — дала Лермонтову возможность беспощадно раскрыть интимные тайны аристократического общества:

Под маской все чины равны,
У маски ни души, ни званья нет, — есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску с чувств снимают смело.

Но и в иное время — вне маскарада — Лермонтов видел перед собой в светской толпе лишь «образы бездушные людей, приличьем стянутые маски». Профессор С. Н. Дурылин отметил, что, таким образом, название пьесы относится не только к маскарадному балу, на котором завязалась трагедия Арбенина и Нины. «Маскарад» — весь блестящий аристократический Петербург, где под личиной внешней благопристойности и благовоспитанности скрываются порок и преступление. С поразительной смелостью клеймил Лермонтов это общество, выражал свое презрение к нему, свою непримиримую ненависть. «Как женщине порядочной решиться отправиться туда, где всякий сброд», — говорится в пьесе о костюмированных балах в доме Энгельгардта, которые постоянно посещал сам Николай I и члены его семьи.