Лермонтов. Мистический гений

За два года учебы им было написано три эротические (многие расценивают их как порнографические) поэмы и несколько столь же непристойных стихотворений. Сегодня непристойность или самая густая эротика мало кого смутит, но я скорее соглашусь с Борисом Эйхенбаумом, который так отозвался об эротических поэмах Михаила Лермонтова: «В промежуток между 1832-м и 1835-м годом Лермонтов пишет свои эротические поэмы — „Гошпиталь“, „Петергофский праздник“ и „Уланша“. Здесь-то и приютилось влияние Пушкинского стиха (например — описание Петергофа). Но тогда как эротика Пушкина не представляла собой никакого отклонения или противоречия и легко входила в общую систему его творчества, эротика Лермонтова производит впечатление какого-то временного запоя и имеет не столько эротический, сколько порнографический характер. Эротика отличается от порнографии тем, что она для самых откровенных положений находит остроумные иносказания и каламбуры — это и придает ей литературную ценность. Так как поэзия вообще чуть ли не целиком есть искусство говорить иносказательно — так, чтобы сделать ощутимым самую материю слова во всех ее свойствах, то совершенно понятно, что эротическая тема, как тема запрещенная и не имеющая для своего выражения узаконенных поэтических штампов, заинтересовывает поэта как проблема чисто-литературная, стилистическая. Такова „Pucelle“ Вольтера или „Гавриилиада“ Пушкина. Совсем другое у Лермонтова: вместо иносказаний и каламбуров мы видим в них просто скабрезную терминологию, грубость которой не производит никакого впечатления, потому что не является художественным приемом (как хотя бы у Пушкина неожиданное грубое ругательство в стихотворении „Телега жизни“, где оно действует комически, потому что является результатом развертывания глубокомысленной метафоры). Недаром поэмы эти написаны Лермонтовым именно в тот период, когда творчество его, сначала (1830–1831 гг.) очень напряженное и обильное, вдруг ослабело и почти остановилось…»

В отличие от пушкинских или даже барковских эротических стихов, в отличие от «Луки Мудищева» или пушкинской «Гавриилиады», юнкерские поэмы Лермонтова остались грубоватым следом в его жизни еще и потому, что мы читаем не некие фривольные сказки, не стихи о похождениях мифических героев в альковах загадочных женщин, а какие-то дотошно описанные физиологические очерки о вполне реальных соучениках Лермонтова. Все эти поэмы были написаны для рукописного журнала «Школьная заря», который семь раз выпускался юнкерами. К примеру, главным героем рассказанного в поэме «Гошпиталь» происшествия являлся князь Александр Иванович Барятинский (впоследствии известный государственный и военный деятель), чьи шалости, кутежи, веселые похождения и романтические приключения получили в Петербурге широкую известность. Думаю, и в момент выхода журнала вряд ли Барятинскому понравилось его изображение, но в Школе юнкеров он отмолчался, отшутился, хотя приятного было мало. Как указано в «Русском биографическом словаре» 1900 года, «В этом учебном заведении кн. Барятинский всецело окунулся в веселую жизнь столичной молодежи того времени… кирасирский полк (тогда армейский)… и ему пришлось серьезно задуматься над поправлением своей пошатнувшейся репутации. Князь А. И. не долго колебался в выборе средств и заявил категорическое желание ехать на Кавказ, чтобы принять участие в военных действиях против горцев».

Из-за поэмы «Гошпиталь» князь Барятинский люто возненавидел Лермонтова. Гораздо позже, после смерти поэта, его биограф П. А. Висковатый обратился и к Барятинскому за воспоминаниями и услышал самые негодующие слова: «…он называл его самым „безнравственным человеком“ и „посредственным подражателем Байрона“ и удивлялся, как можно им интересоваться до собирания материалов для его биографии».

Висковатый утверждал, что Барятинский был в числе людей, сознательно мешавших служебному продвижению Лермонтова. Впрочем, читатель может рассудить сам. В своей поэме в резко сатирическом тоне Лермонтов рассказывает с бытовой точностью о похождениях героев, за которыми стояли легко угадываемые прототипы: Лафа — он же Н. И. Поливанов, Михаил Шубин и др.

Но с явным гротеском Лермонтов изобразил прежде всего князя Барятинского.