Лермонтов

Известно, из воспоминаний Эмили Верзилиной, что объяснение Лермонтова с Мартыновым происходило с глазу на глаз и что именно после объяснения, а не принародно произошедшей стычки и последовал вызов. Значит, Лермонтов Мартынову что-то сказал, сверх того что тот уже услышал? Но что же такое, в раздражении, мог «ляпнуть» Лермонтов? А что если именно то, чего больше всего опасался Мартынов? А опасался он того, что и в доме Верзилиных станет известно, по какой такой причине его отправили в отставку (против воли), а в Петербурге вычеркнули из списка представленных к награде за участие в осенней экспедиции осенью 1840 года. Причиной же была некрасивая (шулерская) карточная история, причем в своем офицерском кругу. Больше того, по сведениям, которые раздобыла Эмма Григорьевна, в Нижегородском драгунском полку остроумцы даже прозвали переведенного к ним кавалергарда «маркизом де Шулерхоф». (О Мартынове и в дальнейшем знающие люди утверждали, что карточная игра является его главной доходной статьей.) А Лермонтов, как офицер этого полка, в отличие от остальных членов маленького пятигорского кружка, об этом не мог не знать. Вдобавок, как земляку, ему с детства известно, от какого деревца сей мнимый горец отросток. Герштейн об этой подробности сообщает мимоходом. Дескать, Николай Соломонович Мартынов – родной племянник профессионального игрока Саввы Мартынова. Однако Савва Мартынов не просто игрок. Он игрок особого рода. Вот что пишет о дядюшке убийцы Лермонтова Алексей Поликовский в книге «Граф Безбрежный»:

«Савва Михайлович Мартынов, знаменитый игрок тех лет, для которого карты были чем-то вроде профессии. Этот расчетливый и трезвый человек… на карточной игре построил всю стратегию своей жизни. Сирота в шестнадцать лет, отставной прапорщик в восемнадцать, владетель 50 мужских душ и 47 женских и безобразного чернявого лица – он начал играть в юном возрасте в родной Пензе. Обыграл там всех и затем переехал в Москву, как переходят в высшую лигу. В Москве он задержался надолго, потому что здесь было с кем играть всерьез. Много позднее, уже богатым человеком, владельцем дома в столице, 1200 крепостных и миллиона рублей, Мартынов объяснял молодым людям теорию вероятностей применительно к карточной игре… В конце концов, в результате десятилетий постоянной игры, Савва Мартынов переехал в Петербург и устраивал для высшего света музыкальные салоны».

Согласитесь, что, сопоставив все эти, казалось бы, разрозненные факты, трудно не задаться вопросом: так, может быть, недаром Николай Мартынов уверял партнеров по крупной игре в московском Английском клубе, что у него были веские основания вызвать Лермонтова на дуэль? Да, сочинял небылицы о распечатанном письме сестры Натальи, честь которой тот якобы оскорбил, изобразив в романе под именем княжны Мери. Так ведь не мог же он в самом деле признаться, что Лермонтов, которому он до смерти надоел, требуя, чтобы тот прекратил дразнить его «пуаньяром», в сердцах предложил обменять безобидного «горца с большим кинжалом» на «маркиза де Шулерхофа»? Шулерхоф, племянник Шулерхофа? Впрочем, Васильчикову в горячке первой обиды Мартынов, видимо, все-таки проговорился. Туманно и вообще. Скорее всего что-нибудь о печально знаменитом дядюшке – Савве Мартынове. На обиде за дядюшек, за оскорбление семейственной чести они с Васильчиковым, думаю, и сошлись…

Разумеется, это всего лишь очередная гипотеза, но она, по крайней мере, объясняет бешеное ожесточение Мартынова, которое секундантам не удалось смягчить за долгих три дня. Не понимая, в чем дело, Столыпин с Трубецким, несмотря на весь свой дуэльный опыт, видимо, и положились на авось…

Авось не вывез, ибо пистолет «маркиза де Шулерхофа» наводил самый меткий из стрелков – СТРАХ. Страх получить вместо «горца с большим кинжалом» арбенинское: «Вы шулер и подлец…»

Запись в метрической книге пятигорской Скорбящей церкви гласит:

«Тенгинского пехотного полка поручик Михаил Юрьев Лермонтов 27 лет убит на дуэли 15 июля, а 17-го погребен, погребение пето не было».

По православному обычаю, убитый на дуэли приравнивался к самоубийце. Похоронить его по церковному обряду было нелегким делом. Дав взятку священнику, друзья поэта добились разрешения вырыть могилу на кладбище, а не за пределами его. На большее местное духовенство не решилось.

Когда-то в ранней юности Лермонтов написал странные стихи:

Кровавая меня могила ждет,
Могила без молитв и без креста.