Les Arcanes. Ole Lukoie (СИ)

Оле-Лукойе ошарашено глядел на Исина, который спокойно, с чувством, с толком, с расстановкой посылал ночного гостя в сад. Наверное, еще ни разу в жизни Оле-Лукойе не чувствовал себя столь униженным и оскорбленным. Ведь ровно за 165 лет своей работы, пусть это и не очень долгий срок по сравнению со стажем предыдущих работников, Оле-Лукойе ни разу не испытывал к себе такого пренебрежения.

– Не думай, что можешь вот так просто меня прогнать, – тут же нашелся юноша, гордо отворачивая голову и закидывая ногу на ногу, – я сам буду решать, когда мне уходить.

– Нет, – Исин уже начал уходить с кухни, как резко обернулся к гостю, испепеляя его взглядом, – мы пока что в моем доме, и я, – он произнес это «я» с особым нажимом, как бы в противовес фразе Оле-Лукойе, – буду решать, когда тебе уходить.

– Давай начнем с того, что не «тебе», а «Вам», – молодой человек поднялся со своего места, изящно запахивая на себе пальто и застегивая его на одну пуговицу, словно пиджак, – а закончим тем, что…

– Вы, – издевательски протянул Исин, – уйдете отсюда. И лучше сами, иначе я Вас шваброй огрею и выгоню отсюда, как нашкодившего кота.

– Что? – Оле-Лукойе расширил глаза, и голос его раскатом грома прокатился по кухне. – Да ты… – он стал задыхаться от возмущения, а волосы на его голове, кажется, встали дыбом, – понимаешь… кому ты это… говоришь?

Оле-Лукойе двинулся в сторону Исина, и с каждым шагом его облик неуловимо менялся. Сначала молодой человек просто стал увеличиваться в размерах, будто бы его накачивали насосом как воздушный шарик. Потом изменениям стали подвергаться черты лица. Кошачьи губы растягивались в оскал хищника, глаза превратились в две сверкающие яростью бусинки, лицо стало вытягиваться и становиться еще более угловатым. Когда руки стали превращаться в лапы с острыми когтями, Исин решил прервать это увлекательное шоу.

Чжан спокойно развернулся, не выражая ни коим образом того, что весьма и весьма впечатлен представлением, взял из угла швабру, и невозмутимо поднявшись на цыпочки, не сильно, но весьма ощутимо, даже с некоторой бережностью, ударил Оле-Лукойе по голове.

– Ай! – болезненно вскрикнул молодой человек и прижал обе руки к ушибу.

Оле-Лукойе вернулся в человеческую форму, за считаные секунды уменьшаясь в размерах как сдутый шарик. От грозного чудовища, которое еще мгновение назад рычало и скалилось, угрожая то ли раздавить Исина, то ли проглотить его даже не прожевав, не осталось ничего. Наоборот, сейчас юноша больше походил на побитого щенка. Он отвернулся от Исина, жалобно поскуливая и поглаживая себя по голове.

– Эм, – Чжан Исин, все еще держащий в руках швабру, захотел куда-нибудь её спрятать, чтобы ему было не так неловко от содеянного, но места подходящего почему-то не находилось. – Очень больно?

Оле-Лукойе повернул голову, сверкая полными слез глазами. Он смотрел осуждающе и в то же время так печально и жалостливо, что Исин почувствовал себя настолько ужасным человеком, будто каждый вторник и четверг он заманивал детей лживыми обещаниями вкусных конфет к железнодорожным путям, а потом по одному бросал испуганных и заплаканных деток прямо под колеса поезда, зловеще смеясь.

– Мммм, – простонал молодой человек.

– Слушай, давай мы чего-нибудь холодного приложим…

– Мммм, – отрицательно замотал Оле-Лукойе, поджимая губы.

– Ну, хочешь, я поцелую, где у тебя там бо-бо?

– Мммм, – поморщился Оле-Лукойе, будто бы испытывал отвращение от одной мысли об этом.

– Вот если бы ты наколдовал Бэймакса, он бы мог тебя вылечить…

– Да сколько раз можно повторять, – юноша, совершенно забывая о своей травме, сорвался с места и оказался почти вплотную к Чжан Исину, бегая цепким взглядом по его лицу, – в сотый раз – никаких подарочков. Я не умею создавать материальные вещи, дурная ты башка!

– Ах ты, – Исин, задетый до глубины души таким выпадом, уже открыл рот, на ходу придумывая что-нибудь жутко оскорбительное, но не найдя подходящих слов в сердцах шлепнул Оле-Лукойе по тому самому месту, куда парой минут назад ударил шваброй, – взбалмошный старикашка!

– Ай! – вскрикнул молодой человек. – Да как ты смеешь руку на меня поднимать! Да я тебе сейчас… я тебе…

Оле-Лукойе нахмурил брови, опустил уголки губ и с силой наступил своим тяжелым ботинком прямо на пальцы босой ноги Исина.

Чжан Исин взвыл от боли. Это был один из запрещенных приемов, которые просто нельзя применять наряду с ударом между ног.

– Ты изверг, – сдавленно шептал парень, чувствуя, что от боли в уголках глаз начинают выступать слезы. – Садист. Я буду на тебя жаловаться! Тебя отстранят! Как тебя вообще к этой работе допустили? Почему никто тебя не проверял…