Лес богов

— Ну-ну, провались ты к… — напутствовал ее отборной руганью стражник и отвернулся, довольный своим остроумием. Через минуту он обернулся женщина сгинула. Она, видно, вняла совету украинца и словно сквозь землю провалилась. Украинец от удивления даже ругаться не мог — у него пропал голос. Весь дрожа от страха, он немедленно доложил о происшествии начальству. Не прошло и десяти минут, как в погоню пустили полицейских собак, но и они не напали на след беглянки. Женщина словно испарилась. Так ее больше никто в лагере и не видел.

Как-то утром, придя на работу, я увидел через окно канцелярии странное зрелище.

Стоит кучка людей. Пять заключенных. Пять немцев-охранников. Узники в середине, охранники — вокруг. Рядом топчется пьяный Майер. Майер бьет стражников по морде. Майер угощает заключенных сигаретами. Не успеют они выкурить одну, как он тут же сует им другую.

— Курите собачьи ублюдки, — снисходительно говорит Майер и бьет охранников по щекам.

Что за чертовщина? Ничего не понимаю. Как потом выяснилось, это были остатки почти забытой команды, которая выполняла разные повинности за Штутгофом и жила недалеко от Гданьска, в Шен-Варлинге. Команда состояла из восьми арестантов и нескольких охранников. Они прекрасно ладили между собой. Узники даже ходили к крестьянам на работу без конвоира. Иногда все вместе занимались разным бизнесом. Но однажды ночью неожиданно сбежало трое поляков, рабочих команды.

— Как же они, доннерветтер, улепетнули? — в который раз спрашивает Майер, но ему все кажется, что он задает этот вопрос впервые.

— Пошли мы, значит, утром мыться, — рассказывает арестант, стоящий в середине. — Глядим, — окно открыто. Окно открыто, а тех трех и в помине нет.

— Почему же они через окно лезли, а не в дверь?

— Дверь снаружи была заперта…

— В котором часу все произошло?

— Не могу знать господин начальник. Мы спали, не заметили. Когда проснулись, их уже не было…

— Где же, черт побери, были часовые?

— Часовые заперли дверь и отправились к себе спать.

— Что же вы предприняли, когда обнаружили, что окно открыто?

— Мы тоже вылезли в окно и пошли докладывать часовым о несчастном случае. — Ну, и что же стража?

— Что стража? Стража, стало быть, ничего…

— Ге же вы нашли ее?

— В помещении, стало быть. Разбудили, рассказали.

— Что? Что?! Выходит стража спала?

— Стало быть, спала… Около десяти минут стучали пока разбудили.

— Почему же в таком случае вы сами не удрали, доннерветтер?

— Как же так? Из уважения к начальству стало быть… Был бы непорядок.

— На сигарету, сукин сын, кури, — сует Майер арестанту курево, а часовых опять бьет по морде.

Из команд, живших вдали от Штутгофа было легче убежать. Побеги оттуда случались чаще и проходили удачнее.

Однажды в лагерь вместе с другими немцами-беглецами вернули нашего старого знакомого Вилли Фрейвальда, доильщика коров, уличного музыканта, донжуана и брехуна. Он удрал из Пелица, недалеко от Штеттина. Старостой команды, в которой работал Фрейвальд, был Козловский, а старшим надсмотрщиком — «Erster Vorarbeiter», правой рукой Вацека — сам Вилли.

Поймали Фрейвальда в берлинском трактире, где он упоенно музицировал у стойки.

— И ты, Фрейвальд, бежал! — корил его Майер.

— Господин гауптштурмфюрер — оправдывался Вилли, — я люблю комфорт, а у Козловского было так невыносимо тяжело, так плохо, что я решил пешком вернуться в Штутгоф.

— Как же ты попал в Берлин, дурья голова? Берлин же находится в противоположной от Пелица стороне.

— Эх, господин Майер, будь у меня компас, я не блуждал бы. Пришел бы прямо в Штутгоф. Но у меня его как назло, не было. Я чуточку заблудился. Маху дал. Попал в Берлин. Ну, а в столице сам бог велел мне приложиться к рюмочке. Как бы вы поступили на моем месте, господин гауптштурмфюрер?

Летом 1944 года в Штутгоф доставили двух странных англичан. Один был родом из Манчестера, другой — из Южной Африки. Так по крайней мере они сами утверждали. Никаких вещей они при себе не имели. У одного только обнаружили большущий мешок с консервами. Эсэсовцы консервы тотчас отняли и по-братски разделили между собой.

Странные англичане каждый раз рассказывали новую версию, о том, как они попали в лагерь. Вечно что-то накручивали и выдумывали. Фантазии их хватило бы с лихвой на детективный роман.

— Ой, неспроста попали они в лагерь, — сказал я своему капо, интересно только, как они отсюда вырвутся.

Майера англичане убедительно и изящно обвели вокруг пальца. Майер им поверил. Через три месяца их отрядили в «заграничную» команду в Гданьск, на судоверфь. Три недели спустя из Гданьска пришло донесение: англичане благополучно погрузились на пароход и отчалили в Швецию.

— Собачьи ублюдки, — бесился Майер. Он написал Хемницу на отдельном листе:

«Ничего не скажешь — чистая английская работа».

Да, из «загородных» или заграничных команд можно было совершить удачный побег, но из самого лагеря — очень редко.

Но русские пытались. Их рвали собаки, били эсэсовцы, вешал Зеленке, а они все же бежали…

ДЕЛА СОБАЧЬИ