Лес Гримм

– Значит, ты наденешь ее на следующий День Преданности?

Следующий месяц слишком далеко.

– Я не могу так долго ждать, пока у меня появится шанс стать выбранной. – Моя рука сжимает в кулаке тонкую шерстяную накидку. – Мама сшила ее для меня, – шепчу я, не решаясь высказать это желание громче. Неужели это правда? Неужели все это время она рассчитывала, что я спасу ее? Осознавала ли она, что может не вернуться?

Переплетенная судьба не может быть совпадением.

Судьба…

Пение бабушки доносится сквозь открытые ставни. Хенни замирает.

– Она вернулась!

Я запихиваю накидку в сундук, захлопываю крышку и беру Хенни за руки, мой пульс учащается.

– Ты можешь кое-что для меня сделать?

У нее потеют ладони.

– Что ты задумала?

– Ты можешь попросить бабушку погадать тебе?

– Ох, Клара. Нет, – ужасается она. – Я не хочу знать свою судьбу.

Пение бабушки становится громче, его сопровождает скрип ручной тележки, на которой она таскает ведра с водой.

– Не беспокойся, – говорю я. – Она расскажет не твою судьбу. А мою.

– Я не понимаю.

Я встаю и тяну ее за собой вверх.

– Ты доверяешь мне?

– Да, но…

Бабушка входит, лениво поглядывая на нас.

– Привет, девочки.

– Привет, бабушка, – повторяем мы вместе, выпрямив спины.

Она приподнимает седую бровь, и ее фиолетовые глаза прищуриваются, с подозрением глядя на нас. Она снимает платок с волос.

– Как ваша молочная ферма, Генриетта? – спрашивает она мою подругу, воздерживаясь от любых вопросов, которые могла бы задать мне о Дне Преданности. Как и Хенни, она никогда не посещает лотерею. Ее отсутствие любопытства вполне объяснимо, по крайней мере на сегодняшний день. Она думает, что моего имени не было на янтарном кубке. – Коровы все еще дают молоко? Мы были бы рады обменять немного овечьего сыра на ведро.

– Это было бы… – она слегка морщится. – Уверена, это можно организовать…

Я слегка подталкиваю ее.

– Вы можете погадать мне? – выпаливает она.

Бабушка замирает.

– Прошу прощения?

– Пожалуйста, я бы хотела, чтобы вы погадали мне.

– Прямо сейчас?

Хенни кивает, сжимая края фартука. Нервная привычка.

– Я, эмм, пообещала отцу, что скоро вернусь.

Бабушка переводит взгляд с нее на меня.

– Но тебя раньше не интересовали мои карты, ma chère[3].

– Неправда. Мне всегда нравилось, как вы описываете их. Я просто не была готова узнать свою судьбу.

Бедная Хенни. Ее лицо покраснело, а голос все время срывается на визг. Она бы так не волновалась, если бы у меня было больше времени, чтобы объяснить свой план.

– Ты уверена, что правда готова? – Бабушка вытирает лоб платком. Она, должно быть, вспотела от летней жары. Несмотря на свою худобу и возраст, она сильнее и здоровее большинства жителей деревни. – Уверена, Клара говорила, что узнать судьбу не значит обрести спокойствие.

– Я хо-хочу знать. – Хенни тяжело выдыхает. – Пожалуйста.

Бабушка перехватывает мой взгляд, и я киваю. Хенни будет в порядке. На самом деле бабушка прочитает не ее судьбу, а мою. Я собираюсь обмануть бабушку, заставив ее думать, что я – это моя лучшая подруга. Необходимый обман. Она больше никогда не станет раскладывать для меня карты по своей воле.

Мой желудок переворачивается и трепещет, как рыба в сети. Как-нибудь я переживу следующие несколько минут. Мне не предсказывали судьбу с той ночи, когда мама дала мне желудь. До сих пор я не верила, что моя судьба может измениться.

– Хорошо. – Бабушка выпрямляется, становясь выше. К сожалению, я не такая высокая, как она и мама. Хотя мне хотелось бы думать, что во мне есть что-то от бабушкиной красоты. Она все еще при ней, независимо от того, насколько сильно седеют ее волосы или насколько глубокими становятся морщины на лице. – Клара, помоги мне подготовить комнату.

Я послушно подхожу к окнам и закрываю ставни, чтобы никто не подсмотрел за нами. Из коробки на угловой полке я достаю бабушкину вуаль для гадания и карты и кладу их на маленький круглый столик, который она использует для гаданий. Ее любимое кресло уже пододвинуто к окну и покрыто овчиной.

Я придвигаю простой кухонный стул для Хенни, которая, садясь, бросает на меня умоляющий взгляд. Я сжимаю ее руку. Худшее почти позади, во всяком случае, для нее.

Бабушка садится напротив нее и начинает тасовать карты, раскладывая колоду рубашкой вверх и вниз, как обычно, чтобы убедиться, что карты лежат в случайном порядке.

Колено Хенни подпрыгивает. Руки сжаты.

– Какие красивые карты. Да, да, очень красивые, – бормочет она. – Мне нравится контраст фигур и цвета. Это не похоже на стиль рисования в горных районах. Такое распространено на вашей родине?

Если бы кто-нибудь другой, включая меня, спросил о прошлом бабушки, она бы закрыла глаза и крепко сжала челюсти. Но, поскольку Хенни самый наивный и милый человек на свете, бабушка отвечает:

– Не на родине, а в семье, которая у меня там была. Они научили меня рисовать карты, а потом читать их.

Тень улыбки коснулась губ бабушки. Я бы хотела, чтобы она поделилась тем, что помнит, но вскоре ее веки тяжелеют, а улыбка исчезает с лица. По опыту я знаю, что больше она ничего не скажет.