Лес Мифаго. Лавондисс

– В следующий раз я поймаю тебя на предложении. Но завтра мне надо очень рано вставать.

– Но как ты вернешься?

– Так же, как и приехал. На мотоцикле. Я поставил его в сарае, из-за дождя.

Я проводил его до двери. Прощаясь, он посмотрел на край леса:

– Однажды я вернусь. Надеюсь, ты не против… Я должен вернуться.

– В любое время, – сказал я. Спустя несколько минут взревел мотоцикл. Гуивеннет подпрыгнула и недоуменно посмотрела на меня с молчаливым вопросом в глазах. Я улыбнулся и сказал, что это всего-навсего повозка Китона. Спустя еще несколько секунд жужжание мотоцикла исчезло вдали, и Гуивеннет расслабилась.

Семь

В тот вечер мы оба ощущали близость друг другу, и это сильно подействовало на меня. Мое сердце билось как сумасшедшее, лицо стало багровым, во мне бродили несдержанные мальчишеские мысли. Одно присутствие девушки, ее красота и сила, видимая печаль и то, как она спокойно сидела на полу рядом со мной – все вместе погрузило меня в хаос эмоций. Мне так хотелось протянуть к ней руки, схватить за плечи и поцеловать, что пришлось вцепиться в ручки кресла и запретить ногам двигаться по ковру.

Она, конечно, знала о моем замешательстве. Она слегка улыбалась, неопределенно поглядывала на меня, а потом опять глядела на огонь. Чуть позже она откинулась назад и оперлась о мои ноги. Я нерешительно коснулся ее волос, потом более уверенно. Она не сопротивлялась. Я погладил ее лицо, провел пальцами по ершистым завиткам рыжих волос и решил, что мое сердце сейчас взорвется.

Откровенно говоря, я думал, что этой ночью она будет спать со мной, но ближе к полуночи она ускользнула, без слова и взгляда. Огонь погас, в комнате было холодно. Возможно, она спала, опираясь на мои ноги, не знаю. Но ноги затекли – несколько часов я не шевелил ими, опасаясь потревожить ее любым другим движением, кроме самых нежных. И вот, внезапно, она встала, надела пояс, взяла оружие и вышла из дома. Я же остался сидеть и только ранним утром накрылся, как одеялом, тяжелой скатертью.

На следующий день она вернулась, в полдень. И вела себя робко и холодно, не встречаясь со мной взглядом и не отвечая на мои вопросы. Я занялся хозяйством: дом (то есть уборка) и еще надо было починить заднюю дверь. Не та работа, которую я люблю, но мне не хотелось ходить по пятам за Гуивеннет, которая бродила из комнаты в комнату, погруженная в свои мысли.

– Ты голодна? – позже спросил я ее. Она улыбнулась, отвернулась от окна в моей спальне и посмотрела на меня.

– Я голодна, – сказала она, четко выговаривая слова, хотя и со смешным акцентом.

– Ты быстро учишь наш язык, – сказал я с преувеличенным энтузиазмом, но это она не поняла.

На этот раз, без моих уговоров, она сама залезла в ванну и несколько минут плескалась в холодной воде, сжимая в руке кусок мыла «Лайфбой» и ведя неслышный разговор сама с собой; иногда она хихикала. А потом даже съела холодный салат с ветчиной, который я приготовил.

Но было что-то еще, плохое, чего я не мог понять, имея так мало опыта общения с женщинами. Я чувствовал, что она хорошо понимает меня и нуждается во мне. Но что-то удерживало ее.

Вечером она, странствуя по дому и роясь в шкафах, вытащила из одного из них старую одежду Кристиана. Она тут же сбросила тунику, натянула белую рубашку без воротника, посмеиваясь над собой, и какое-то время стояла, широко раскинув руки. Рубашка была слишком велика для нее и доходила ей до середины бедер; рукава болтались. Я подвернул ей рукава, и она захлопала руками, как птица, счастливо смеясь. Она опять порылась в шкафу и вытащила серые короткие штаны. Мы закололи их так, чтобы они доходили ей до щиколоток, и стянули на талии поясом от халата.

И даже в такой малоподходящей ей одежде она чувствовала себя удобно. Она выглядела как ребенок, потерявшийся в раздутом костюме клоуна, но как она могла судить о таких вещах? И, не заботясь о своей внешности, она была счастлива. По всей видимости, она решила, что надела мою одежду: таким образом она надеялась стать ближе ко мне.

В тот день вечер выдался теплым, как и положено летом, и мы гуляли вокруг дома, освещенные слабым сумеречным светом. Она заинтересовалась молодыми деревьями, которые окружили дом и теснились по лужайкам за кабинетом. Она петляла среди юных дубков, разрешая рукам резвиться на гибких стволах, сгибать их, дергать их и прикасаться к крошечным новым почкам. Я шел за ней следом, глядя, как вечерний ветерок раздувает слишком большую рубашку и играет ее невероятными волосами.

Она дважды обошла дом, идя чуть ли не строевым шагом. Я не мог даже представить себе, зачем это ей, но, идя вокруг заднего двора, она чуть ли не с тоской посмотрела на лес. И что-то сказала очень разочарованным тоном.

Я мгновенно все понял.

– Ты кого-то ждешь. Он придет из леса, за тобой. Так? Ты ждешь!

И в то же мгновение меня осенило: Кристиан! Ужасная мысль!