Лес Мифаго. Лавондисс

Из кабинета дул странный холодный ветер. Гуивеннет стояла в дверном проеме, тонкая фигурка в мятой одежде. Шум начал затихать, и тут я почувствовал сильный едкий запах грязи и земли. Я осторожно прошел через набитую всякой дрянью гостиную и включил свет.

Взломав пол, в кабинет ворвался дубовый лес и расположился на стенах и потолке. Стол разлетелся на куски; узловатые деревянные пальцы пронзили двери и стены шкафов. Я не мог сказать, было ли там одно дерево или несколько; возможно, это было вообще не дерево, но отросток леса, предназначенный поглощать хлипкие строения, сделанные человеком.

В комнате пахло грязью и лесом. Ветки, обрамлявшие потолок, дрожали; с темных сучковатых стволов, пронзивших пол в восьми местах, еще падали маленькие комья земли.

Гуивеннет вошла в темную лесную клетку и погладила одну из дрожащих веток. Мне показалось, что в то же мгновение вся комната содрогнулась, и тут же дом наполнило ощущение спокойствия. Как будто… как будто лесная страна захватила Лодж, сделала его частью своей ауры; напряжение и необходимость в обладании исчезли.

Свет в кабинете больше не горел. Все еще потрясенный до глубины души, я – вслед за Гуивеннет – вошел в темную странную комнату, чтобы спасти дневник отца из погибшего стола. Я стал вытаскивать том из ящика, и – клянусь! – ветка дуба изогнулась и ударила меня по пальцам. За мной следили и меня наказали. В комнате было холодно. Земля падала мне на голову, разбивалась на маленькие куски и валилась на пол; она жглась, если я наступал на нее босыми ногами.

Вся комната шелестела и шепталась. За еще целыми французскими окнами толпились молодые дубки, уже выше меня ростом; мне показалось, что их стало намного больше.

На следующее утро, когда, пошатываясь, я спускался по лестнице, проспав несколько часов тревожно-кошмарным сном, выяснилось, что уже почти десять, снаружи ветрено, а небо угрожает дождем. Скатерть по-прежнему лежала около камина, а из кухни доносился шум – моя гостья еще не ушла.

Гуивеннет радостно улыбнулась мне и приветствовала фразой на своем бритонском языке. «Хорошо. Есть», – коротко перевела она. Она нашла коробку с овсяными хлопьями «Квакер оутс» и сделала что-то вроде каши с водой и медом. Сейчас она засовывала ее в рот двумя пальцами. Взяв коробку в руку, она уставилась на нарисованного на этикетке квакера, одетого в черное, и засмеялась.

– Мейворос, – сказала она, указывая на густую похлебку, и энергично кивнула. – Хорошо.

Она нашла что-то, напомнившее ей о доме. Я открыл коробку – она была почти пуста.

Что-то снаружи привлекло ее внимание, и она быстро скользнула во двор через заднюю дверь. Я пошел за ней, распознав звук лошади, скачущей легким галопом по соседнему лугу.

Всадница подъехала к воротам, открыла их и пинком направила свою маленькую кобылу в сад. Гуивеннет глядела на юную девушку с интересом и изумлением.

Не мифаго. Старшая дочь Райхоупов, Фиона Райхоуп, неприятная девушка, походившая на все самые худшие карикатуры на высший класс: слабая челюсть, тупой взгляд, самоуверенная и плохо образованная. К тому же блондинка, веснушчатая и очень некрасивая. Ее интересовали только две вещи: верховая езда и охота, которую я считал личным оскорблением.

Она заносчиво и высокомерно посмотрела на Гуивеннет, скорее ревниво, чем с любопытством. Одетая в джодпуры[16] и черную куртку для верховой езды, она – в моих глазах – ничем не отличалась от сходящих с ума от лошадей дебютанток, которые регулярно прыгали через старые бочки и изгороди на местном ипподроме.

– Письмо для вас. Послано в особняк.

После чего она передала мне пухлый конверт, развернула кобылу и поскакала обратно. Ворота она не закрыла. И не потрудилась слезть с лошади. Очень невежливо! Каждая секунда ее пребывания на моей территории оскорбляла меня, и я решил не благодарить ее. Гуивеннет осталась смотреть, как она уезжает, а я вошел в дом и открыл узкий пакет.

От Энни Хайден. Короткое и простое письмо:

Дорогой мистер Хаксли.

Я думаю, что нашла листы, ради которых вы приезжали в Оксфорд. Они находились в одном из выпусков «Археологического журнала». И, безусловно, они написаны почерком вашего отца. Мне кажется, что он спрятал их там и послал моему отцу собственный экземпляр. В некотором смысле вы сами нашли их, потому что я бы не послала всю эту груду журналов в университет, если бы вы не приехали. Добрый библиотекарь нашел эти листы и послал их обратно. Я добавила еще немного писем, которые, возможно, вас заинтересуют.

Искренне ваша, Энни Хайден.