Лес простреленных касок

Впереди броневика ехал мотоцикл с пулеметом на коляске. По здешним дорогам, особенно лесным, передвигаться налегке было рискованно: стрелки Армии крайовой, «аковцы», не дремали, а в последние две недели и вовсе ожесточились, как осенние мухи. Но небо голубело так безмятежно, а солнечная бронза сосновых стволов сияла так радостно, что просто не верилось, что с опушки этого картинного бора могут ударить выстрелы. Здесь, на самых западных рубежах страны, жили и служили почти во фронтовой обстановке, даром что войска держали пока что в лагерях да казармах.

Не доезжая местечка Снядово, генеральский кортеж притормозил. Дорогу преградила забрызганная известью лошаденка, впряженная в телегу с железными бочками. Завидев служебную легковую машину, к эмке подбежал черноволосый коренастый капитан. Он лихо взял под козырек и четко представился:

– Командир отдельного саперного батальона капитан Шибарский.

Кузнецов строго глянул на сапоги комбата со следами глины на голенищах, на ладонь, густо покрытую цементной пылью, но, вспомнив, что перед ним сапер, строитель, удержался от замечаний и только спросил:

– Чем заняты люди?

– Третья рота снимает опалубку с артиллерийского дота номер сто десять. Вторая и третья находятся на стройплощадках в районе Сапоцкина и Ломжи. Четвертая рота – в Витебске.

Карбышев без лишних церемоний протянул руку ладно скроенному капитану и пожал ладонь со следами засохшего бетона.

– Покажите свое хозяйство.

Шибарский провел генерал-лейтенанта, на чьих черных петлицах серебрились такие же, как у него, эмблемы – скрещенные топорики, в только что отлитый из свежего бетона дот. Бойцы-саперы снимали опалубку, открывая мощные железобетонные стены с глубокими щелевидными амбразурами. Карбышев вошел в сквозник[10], осмотрел пустые проемы для бронедверей.

– Двери пока не доставили, – пояснил капитан. – И броневые короба тоже.

– И в ближайшие недели не ждите, – предупредил генерал, – промышленность подводит. Политбюро приняло специальное постановление по этому поводу, но постановлением амбразуры не закроешь. Поэтому, капитан, мой вам настоятельный совет… Впрочем, считайте, что это приказ: забивайте все проемы деревом, балками, досками, опалубкой. Какое-никакое, а всё же прикрытие. Придет оборудование – дерево выбьете, поставите броню.

И тут громыхнуло, полыхнуло – началась гроза. Кривопалой звездой воссияла молния. Гроза ударила с внезапной яростью – с градом, воем, со свистом… Помертвели березы в грозовом сумраке. Ветер согнул их в белые луки. Ливень обрушился почти что по расписанию, предсказанному адъютантом. Повсюду запрыгали-заскакали белые горошины града, сбивая пушистые головки одуванчиков. С мерным шумом заработал ткацкий станок дождя.

Комбат вместе с комиссаром батальона старшим политруком Ефремовым провел гостя в каземат. Карбышев выглянул в орудийную амбразуру – она была пуста, но сектор обстрела вырублен и выкошен.

– Молодцы! – одобрил генерал. – Дело знаете. Откуда вы родом, товарищ капитан?

– Ярославские мы. А призывался в Подмосковье. Комиссар наш, Александр Петрович, – туляк. А вы из каких мест?

– Я из Омска. Из сибирских казаков.

– Чайку не хотите? Чай у нас саперный, из местных трав – с чабрецом, душицей и зубровкой.

– Ну, если только саперный! – усмехнулся Карбышев. Шибарский кликнул старшину-татарина, и тот принес черный от копоти, явно снятый с костра полуведерный чугунный чайник.

– Рэхмет, хээрле сугышчы! – поблагодарил его генерал на родном языке. Старшина от удивления чуть не выронил чайник.

– Сэламэтлек ечен! Телебезне каян бел?сез? (На доброе здоровье! Откуда наш язык знаете?)

– Мин узем татар!

– О, бисмилляги рахим!

Комиссар перехватил у опешившего старшины чайник и разлил по солдатским кружкам дымное крепкое варево, больше похожее на знахарское зелье, чем на чай, а затем выразительно взболтнул своей фляжкой:

– Разрешите, товарищ генерал, облагородить чай?!

– А что там у тебя?

– Настойка местной травы зубровки. Ее очень зубры любят. Противопростудное средство.

– Генерала спаиваете? – усмехнулся Карбышев, принимая из рук Шибарского кружку с ароматным чаем.

– Никак нет, товарищ генерал! Здоровье вам поправляем, чтобы не простудились.

– Добро. Облагораживай, – разрешил Карбышев, и Ефремов добавил во все кружки толику «противопростудного средства».

– С дымком, – оценил высокий гость, – и с травами. Эх, когда-то мы здесь тоже такой варили. Лет семнадцать назад… Я тогда тоже был капитаном и командовал под Брестом саперной ротой. Но только телеграфно-кабельной. И варили мы чаек, как говорят казаки, на стожарке.

– А мы здесь буржуйку поставили. Заодно и бетон сушит, и чайком можно побаловаться.

Капитан Шибарский провел генерала в смежный каземат. В командном посту, прямо под шахтой еще не установленного перископа, стояла бочка из-под соляра со всеми нужными прорезями. Труба ее была выведена в потолочное отверстие и тянула так, что ветер глухо завывал в шахте, словно в печной трубе.