Лес рубят - щепки летят

— Что это, Анна Васильевна, у нас делается? — проговорила она в сильном волнении. — Приют обратился в какой-то съезжий двор, где только порют людей.

— Пожалуйста, выражайтесь поосторожнее, — заметила старуха, рассерженная резким тоном Прилежаевой. — Если секут девчонок, значит, они стоят того…

— Совсем не значит. Попову секут за то, что она сказала вчера, что в приюте всякой дрянью из помойных ям кормят. Но ведь действительно обед был отвратительный.

— Ах, боже мой, не трюфелями же кормить из девяти копеек!

— Но и не гнилой капустой. Прежде вы сами…

— Да, пожалуйста, не рассуждайте! Эта мерзавка всех всполошила вчера. Бунтоваться вздумали туда же.

— Еще бы не бунтоваться, если их отравляют!

— Идите вон!

— Я этого так не оставлю! Приют не притон для воров…

— Да вы… да вы… знаете ли, с кем вы говорите! — воскликнула Зорина. — Я вас уничтожу, я завтра же вышвырну вас отсюда.

— Ну, посмотрим! Если дело дойдет до этого, то я не остановлюсь ни перед чем.

Зорина побледнела.

— Что же: уж не доносить ли станете? — саркастически спросила она.

— Я буду только платить той же монетой, которой платят мне, — сухо ответила Прилежаева. — Но прежде чем я выйду отсюда, вы должны отменить наказание Поповой.

— Этого не будет!

— Анна Васильевна, вы подумайте, — серьезно произнесла Прилежаева. — У меня в руках есть доказательства, которые заставят серьезно взглянуть на дело… Я вам говорю, что я не остановлюсь ни иеред чем… Вы знаете, я в прошлом году не испугалась самой графини, а вас-то уж, конечно, я не побоюсь…

— Ну, княгиня увезла с собой вашу покровительницу горничную…

— Вы ошибаетесь, что мне нужно чье-нибудь покровительство; за меня в настоящем случае будут говорить мои доказательства…

— Ну, мы посмотрим, кто выиграет… Одно могу сказать вам, что вы здесь не останетесь более…

Катерина Александровна вышла. Через несколько минут Зорина потребовала к себе Зубову. Прошло около часу, Зубова не являлась с совещания; в приюте царствовала гробовая тишина, все ждали чего-то недоброго, видя встревоженное лицо Катерины Александровны и зная, что через час должно начаться сечение. Наконец в класс явилась Зубова; она была красна, как вареный рак, и на ее лбу выступил пот.

— Тебя прощает Анна Васильевна, — проговорила она, обращаясь к Поповой. — Ступай в класс и сиди там на хлебе и на воде до вечера, — толкнула она воспитанницу в спину.

У Катерины Александровны как гора свалилась с плеч.

— У нас нынче новое занятие нашли себе некоторые люди: доносы писать вздумали, — злобно прошипела Зубова, обращаясь к Постниковой.

— Фи, мерзость какая! — ужаснулась Постникова.

— Это совсем не новое занятие, — промолвила Катерина Александровна. — У нас только этим да кражею и занимаются.

— Ах, я боюсь с вами говорить! — насмешливо воскликнула Зубова.

— А я нисколько не боюсь, но не хочу говорить с вами, и попрошу вас не только не говорить со мной, но даже не говорить и обо мне, — сухо произнесла Прилежаева.

— Ну, ведь и про царя говорят!

— А про меня я все-таки попрошу вас не говорить.

Катерина Александровна вышла.

— Подлая, подлая! Мерзавка! — разлилась Зубова в ругательствах. — Доносить вздумала, доносить!

— Неужели же ее испугаются! — воскликнула Марья Николаевна.

— Да попробуйте не испугаться, когда по горло в долги вошли и не можем даже белья пополнить.

— Можно сказать, что оно не готово еще…

— А вы разве не знаете, что на старом белье вытравлены клейма и на место их наложены новые? Разве трудно доказать? Ведь она не посовестится, подлая тварь, прачек в свидетельницы позовет…

— Ну, душа моя, им стоит по рублю подарить, и они против нее же пойдут.

— По рублю! Да одной Анисье Анна Васильевна двадцать пять рублей должна! Что же для Анисьи рубль-то значит? Нет, мерзавка знала, какое время выбрать, чтобы запугать нашу-то… Мне, конечно, чего бояться, я суха выйду, мне приказывали так делать — я и делала.

— Ах, какая низкая, низкая она! И как можно было этого ожидать? А я так ее любила.

— Ну, да вы уж всех обожаете!

— Нет, вы не говорите!.. Я просто не знаю, как можно было так маскироваться… У нее просто ничего святого нет…

— Чего святого! Безбожница просто!