Лес рубят - щепки летят

— Жизни мне на десять лет прибавилось, — говорила Марья Дмитриевна, — как я посмотрела на них. И Катюша-то как похорошела. Розанчик точно какой. А сам-то сановитый стал… Барином таким выглядит…

А Катерина Александровна и Александр Флегонтович между тем уже ехали по железной дороге. Катерина Александровна была объявлена опасно больной, Александр Флегонтович играл роль озабоченного ее болезнью мужа. Он почему-то сбрил бороду. В квартире Прилежаевых все было спокойно и мирно, только Антон не спал всю ночь и все ходил по комнате.

— Что о тобой, Антоша? — спрашивала Марья Дмитриевна.

— Голова что-то болит, так не спится, — отвечал он.

На третий день к Прилежаевым пришел один из друзей Антона. Антон, по-видимому, ждал его и бросился ему навстречу.

— Что? — спросил он в волнении.

— Господин Софонов приехал со своею женою в Берлин, — отвечал приятель.

Антон вздохнул полной грудью.

— Обедать, обедать, мама! — кричал он весело.

— А я вина притащил, — смеясь, промолвил приятель, показывая из кармана горлышко бутылки.

— О кутила! — воскликнул Антон и обнял друга, обнял мать.

— Да что с тобой, голубчик, сделалось? — качала головой мать, видя необычайную веселость сына.

— Ничего, ничего, мама! Просто весело, бесконечно весело на душе!

— А меня-то, господа, вы и забыли? — послышался чей-то шутливый голос, и в комнату явился молодой человек, похожий несколько на самого Антона по своей фигуре и одежде. — Ведь тут и моего меду капля есть, значит, выпивку надо учинить вместе.

Антон пожал руку приятеля. Марья Дмитриевна особенно радушно приняла этого гостя, потому что она могла поговорить с ним о Катерине Александровне и Александре Флегонтовиче, не стесняясь ничем: они останавливались в его квартире, и, значит, их приезд не был тайной для него.

Все уселись за стол и весело распили бутылку вина за новую жизнь.

— Конечно, Софоновы могли бы жить и в Петербурге, — заметил Антон. — Стоило бы только похлопотать. Но, признаюсь откровенно, я теперь рад, что они будут жить не здесь… Они там устроятся разумнее, здесь опять началось бы метанье из стороны в сторону, стремление положить везде заплаты. Там жизнь сложилась вполне, и они приглядятся к ней, научатся более трезвой, более практической деятельности… Здесь же они раз выбились из колеи и попасть на нее снова им было трудно.

Марья Дмитриевна слушала совершенно безучастно толки о незнакомых ей Софоновых и все думала о своей дочери и зяте.

Они уже были гораздо дальше, чем она полагала. Они уехали надолго, может быть, навсегда. Им было грустно, что дела сложились так, но они не обвиняли никого. В одном из писем, полученных от них, Александр Флегонтович писал: