Лес шуметь не перестал...

Захар обстоятельно рассказывал, как кормили в рабочей столовой, перечислял блюда. Его внимательно слушали. А Степан, все еще прикрывая ладонью деньги, не спускал с брата глаз и, казалось, глотал галушки.

— Мясо почти каждый день, — рассказывал Захар. — Белого хлеба сколько угодно.

— Вот бы нам туда… — вздохнула Матрена.

— Захар, а кашу там давали?! — не вытерпел Степан, все время ожидавший, когда брат назовет его любимое кушанье.

— Ну, — улыбнулся Захар, — каша там не в почете…

Степан кашлянул, попытался вскочить, но, вспомнив о деньгах, остался сидеть.

— А мы тут живем и ничего не видим, — огорченно сказал он.

— Чего ты их рукой-то держишь? — сказала Матрена, кивая на деньги. — Спрячь куда-нибудь.

Степан хотел сунуть деньги в карман, но раздумал, прошел в чулан и положил их на верхнюю полку посудника, где обычно у него хранились разные квитанции. Однако только он успел вернуться к столу, как метнулся обратно в чулан и взял с полки деньги.

— Пошел теперь носиться, места им не найдет, — сказала Матрена.

Наконец Степан завязал деньги в платок и повесил в уголок над образом. Но ему показалось, что и там им не место: снял узелок и засновал по избе, не зная, куда его деть.

— Дай-ка их сюда, — сказала Матрена и вырвала из его рук узелок с деньгами.

— Ты их за пазуху, Матреша, положи, — сказал Степан.

— Знаю куда.

— Теперь у нас дела пойдут, — мечтательно говорил Степан, возвращаясь к столу. — Завтра же с Матрешей отправимся в город покупать лошадь. Я думаю, на явлейском базаре мы не найдем подходящую? — спросил он Захара. — Как ты думаешь? Сюда больше цыганы пригоняют, с ними я не хотел бы связываться…

— А в городе у тебя деньги еще жулики отнимут, — пошутил Пахом.

— Ты все смеешься, — недовольно отозвался Степан. И тут же сказал жене: — Ты их, Матреша, за пазуху сунь.

Через минуту он опять возвратился к своим мечтам:

— Теперь дела у нас пойдут… Будет своя лошадь… Телочка, что купили осенью, глядишь, на будущий год отелится, коровкой сделается…

И пошел, и пошел Степан расписывать, как он будет теперь жить, каким он теперь будет хозяином. Держитесь, Иван Дурнов и братья Платоновы: Степан Гарузов в люди выходит! Матрена, пристально смотря на мужа, шевелила губами, повторяя про себя заветные слова Степана, так же близкие ей. Пахом недовольно взглянул на них и, махнув рукой, пошел спать на подлавок.

— Ты, Пахомушка, цигарку-то дома потуши, а то, не дай господь, избу спалишь, — заметила мать.

— Спалю — землянку выроем, — ответил Пахом. — Пойдем, Захар, здесь тебе все одно негде лечь, на полатях жарко.

Захар отправился с Пахомом. Мать полезла на печь. Митька и Мишка давно уже храпели на полатях. А на шестке остыла всеми забытая картошка, которую Матрена сварила на ужин. Никто и не вспомнил о ней! До ужина ли было? Долго еще раздавался возбужденный голос Степана, рисовавшего перспективу будущей зажиточной жизни. А рядом с ним сидела Матрена, зачарованная его мечтами. Потом они легли на полу и долго не могли заснуть, ворочаясь на жестком тюфяке из ржаной соломы. Степан то и дело протягивал руку к пазухе жены, нащупывая узелок с деньгами, и на время успокаивался.

А утром, когда посерело ночное небо и заря разлила свой свет по полям, Степан и Матрена уже были на ногах. День начинался пасмурно, накрапывал тихий, теплый дождичек. Но это не остановило Степана и его жену. Они торопливо собрались, чтобы тронуться в дальнюю дорогу. Послезавтра в уездном городе начнется весенняя ярмарка, на нее они теперь и торопились.

Спустя некоторое время они уже шагали по дороге, поднимаясь на Ветьке-гору.

4

Уже около недели прошло, как вернулся Захар, но никак он не мог включиться в найманскую жизнь. В ячейку еще не ходил, не смея встретиться с Таней. Что он ей скажет? Какими словами оправдает свой побег? Но думай не думай, а целое лето дома сидеть не будешь. Да и нестерпимо хотелось ему посмотреть на Таню.

Сегодня с утра Матрена позвала его в лес за дровами.

— Зачем же вдвоем? Я один поеду, — сказал он.

— Вдвоем больше принесем.

На лошади поехать в лес Степану и не заикайся. Ему теперь не до дров, от зари до темна в поле. Кончив свою пахоту, нанялся пахать безлошаднику. Он словно хотел наверстать время, которое прожил без лошади, с завистью наблюдая, как пахали другие. Теперь он сам пашет, и пусть другие завидуют ему. Да что удивительного на себе нести дрова из лесу, все так делают, у кого нет лошади. Ходили же они раньше. Отчего же сейчас не пойти?

В лес Захар тронулся после завтрака. Взял с собой маленький топорик, веревку и, чтобы было веселее, поманил облезлую, несуразную Митькину собаку. Пошел берегом Вишкалея просто потому, чтобы побывать в тех местах, где когда-то бегал мальчишкой босиком. В поле виднелись пахари. Загоны доходили до самой реки. Некоторые из них зазеленели, а засеянные недавно еще были черными. Захар перешел на ту сторону и, как только выбрался из ракитника на луг, повстречал Григория Канаева с Дубковым.

— А-а, пропащий! — воскликнул Канаев, пожимая ему руку. — Что же ты глаз не кажешь? Приехал, а не видно тебя.