Лес теней

Вдруг зазвучал Шуберт. Начало квартета. Он повалился на стул у проигрывателя, положил ладони на стол, уткнулся в него лбом, в ушах его гремела музыка, он пытался заплакать, освободиться от ярости, заполнившей его душу. Невозможно.

Он не жену ненавидел. Он ненавидел себя, Давида Миллера.

Вокруг него жужжали мухи. Он взял скальпель и вонзил его в столешницу, изо всех сил сжимая рукоятку. Раненый большой палец опять начал кровоточить.

Было ясно, что он тоже сходит с ума. Психологическое разрушение. Призрак Палача материализовывался и становился опасным.

Давид медленно подошел к окну и немного постоял, вглядываясь в сумерки.

И тогда к нему пришла уверенность.

В том, что Монстр вернется.

32

Аделина выглянула в коридор. Из лаборатории доносились звуки «Девушки и смерти», из гостиной – голоса Эммы и Дофра…

Все сидели по своим углам. Ужина не было, кроме Эммы и Дофра, никто не разговаривал друг с другом. Царство слез, страха и гнева. Явные признаки коллективного невроза.

Аделина на цыпочках вернулась к себе в спальню. На всякий случай она оставила дверь приоткрытой. Этим вечером женщина решила разобраться наконец с загадочным кейсом Дофра, победить его шифр.

Нужно было узнать, что скрывает старик с самого дня их приезда, почему он так часто пристально смотрит издалека на кейс. Быть может, именно в нем разгадка всей этой сумасшедшей истории. Аделина постаралась сдвинуть чемодан с места, потянула за ручку, но у нее ничего не вышло. Он весил целую тонну. Что же в нем такое?

Она присела на корточки и пощупала замок в форме буквы «П». На каждой длинной стороне пять колесиков с выгравированными цифрами от нуля до девяти. Пять цифр… Можно ли было выбрать комбинацию самому при покупке, как в некоторых замках? Идея подобрать шифр, состоящий из цифр дня рождения Артура, показалась ей соблазнительной, но она их не знала.

Аделина безрезультатно пробовала прислушаться к щелчкам, как в кино, и перебрала несколько обычных комбинаций – 11111, 22222, 12345, 54321… И тут ей в голову пришла мысль, и она прошептала:

– Пять цифр, числа Палача.

Она помнила, с каким остервенением Давид возвращался в лабораторию на поиски знаков, набитых на черепах детей. Почему бы и нет… Надо попробовать.

Она незаметно вышла из спальни, тихо прошла по коридору и проникла в лабораторию. От больничного запаха ей скрутило живот.

Давид спал, согнувшись над пишущей машинкой. Рана на пальце снова стала кровоточить, повсюду были капли крови. Справа из деревянной столешницы торчал скальпель. Перед Давидом на письменном столе были разложены десятки фотографий. Аделина приблизилась. Она поднесла руку ко рту, стараясь не вникать в то, что увидела на фотографиях, и начала читать напечатанный на оставленном в машинке листе текст.

Затем он отрезал ей кусок губы, кровь залила лицо женщины. Эмма не могла больше кричать, из глаз текла кровь. Дофр вытер руки о брюки фартук, заляпанный пятнами крови. Эмма была похожа на толстую свинью, голую свинью, которой самым примитивным способом пустили кровь. Эта сучка страдала, тем лучше. Каждому свои страдания по заслугам.

Хаос и сумасшествие, выплеснутые на бумагу. Это было отвратительно. Смесь вымысла и реальности. Не осталось никаких рамок, никаких запретов.

Аделина хотела взять лежавшую слева от машинки открытую папку. Вдруг Давид схватил ее за запястье, но потом отпустил. Он был мертвецки пьян. Не произнеся ни слова, он снова начал печатать. Аделина отошла от него чуть в сторону, он пугал ее. Она порылась в папке, но в ней не осталось ни одной фотографии. Все они лежали на столе. Женщина глубоко вдохнула. Придется рыться. Смотреть на жертвы, видеть крупным планом их истерзанные пытками тела. Набравшись храбрости, она принялась разглядывать каждый снимок. Она искала фотографии черепов. Детских черепов.

Ей пришлось прикусить себе руку, чтобы ее не вырвало. Она не понимала. Быть может, именно это и есть самое ужасное. Не понимать, откуда берется эта ненасытная тяга к разрушению.

– Совсем не похоже, да? – процедил Давид, оборачиваясь к ней, от него несло спиртом.

– На что не похоже?

– На всех этих Ганнибалов Лекторов из фильмов. В кино все гладенько. А тут одно бешенство, слов нет, чтобы описать это смакование страдания, садизма. Лишить жизни ради оргазма, разрывать плоть, чтобы мастурбировать ею, разбивать черепа и возбуждаться, когда бьет кровь. Вот их реальность! А людям это нравится, они разговаривают об этом, сидя себе спокойненько дома в тепле. Некоторые ими даже восхищаются, представляете? Вот что им надо показывать! Смерть не такая, как они себе представляют, черт возьми! Она такая же красная и кровавая, как бедра этих несчастных женщин!

Он снова сгорбился над пишущей машинкой. Потрясенная, Аделина смотрела, как он погружается в рассказ. Так ли уж он отличался от всех этих отвратительных созданий? Он набрасывался на пишущую машинку, а они – на живые тела. А если забрать у него бумагу и карандаш? Как он будет избавляться от боли и зла, которые его заполняют? Станет ли убивать, как она когда-то сделала с Дакари?