Лес видений

Боль донимала беспрерывно, боль разрывала тело на части. Больше не существовало ни Яги, ни Васьки, ни Ворона, ни самой Немилы. Ноги сами собой подтянулись к груди, руки обхватили колени. Из-за агонии мышц всё тело сотрясалось непрерывной дрожью.

Сознание стало угасать. Последняя мысль была радостной: «Иванушка, я иду за тобой!» Она представила себя куском снега, который тая превращается в невесомый пар, и улетела.

* * *

Тишина. Глухая, угнетающая и мрачная тишина не нарушалась ни единым звуком. Даже шарканье собственных ног доносилось до Немилы как со дна реки. Она брела вперёд и равнодушно глядела по сторонам.

Она не помнила, как тут оказалась, не помнила, когда и где сделала свой первый шаг. Вокруг на сколько хватало глаз расстилалось обширное пустое пространство, поросшее травой, а поверх там и сям были рассыпаны кой-какие предметы, на которые Немила избегала смотреть.

А пустым она про себя назвала это место по той причине, что здесь не росло ни одного, даже самого чахлого и корявого, дерева. В случае чего нигде не спрячешься. Но, с другой стороны, пока и прятаться было не от чего, ибо ничего и не происходило, а единственный источник опасности виделся лишь в мелких расщелинах и буграх, да в плетучке, которая опутывала ноги и заставляла спотыкаться.

Трава была густая, но совсем бесцветная. А! Да кому какое дело до травы, когда тут повсюду кости, черепа расколотые валяются, со свёрнутыми челюстями и следящими глазницами, а нога так и норовит приземлиться на какой-нибудь ржавый меч или попасть в капкан из сломанного шлема?!

Суровая реальность постепенно привела Немилу в чувство. Сложно оставаться отстранённым, когда прямо перед тобой расстилается, на сколько хватает глаз, самое огромное в мире поле брани, какого, знать, и батюшка не видал.

Когда она начала понемногу осознавать самое себя и место, где очутилась, первым на ум ей пришло воспоминание о Вороне. Рядом с любыми останками всегда кружат они, родственники большой чёрной птицы, что отказалась от традиционного для птичьего племени бытия. В глаза не могло не броситься, что здесь, в этой части тридесятого (если это место вообще находилось в тридесятом), не видать было ни одной птички, и ни мышки, ни другой живности, мелкой и большой. Никто не ползал, не летал и не шнырял среди свидетельств неизвестной битвы, даже самые алчные и всеядные падальщики, обыкновенные чёрные мухи.

Постепенно Немила вспомнила всё произошедшее с ней до того, как её насильно упекли в печь (каков каламбур?), как она таяла и исчезала, а после каким-то чудным образом пришла в чувство уже здесь, на поле, причём первых своих шагов по тридесятому царству ей не удалось запечатлеть в памяти.

«Пересекал ли Ворон это поле? А если да, то как он мог забыть или не поведать об этом?» – думала Немила, а сама уже приглядывалась к дальней дали, туда, где купол неба, спускаясь к земной тверди, имел окаёмку оранжевого цвета. И такая окаёмка была везде, куда ни глянь: слева, справа, спереди, сзади – всё поле окаймлялось оранжевым, словно его со всех сторон одновременно взяли и подожгли. Немила поёжилась. Но что бы там ни было, оно не приближалось, так что повода ударяться в панику не было.

Осознав, что она не просто идёт, а идёт куда-то, Немила припомнила слова Ворона и нашла на горизонте взгорок, который издали казался совершенно невысоким, но чем ближе она подходила, тем больше он становился. Идти нужно было версты три, не меньше, а то и больше, но в Ягиных сапожках шагалось легко, казалось, будто она не идёт, а летит по воздуху, перепрыгивая-перелетая через буераки и останки огромной битвы столь бесстрашно и безрассудно, что даже богинка бы позавидовала.

Скоро захотелось пить, но преклонять колени перед мелкими ручейками, что выныривали прямо из-под ног и текли, омывая мёртвые косточки, ей было брезгливо. К тому же она прекрасно помнила общеизвестный завет: ни в коем случае не дели питьё и еду с мёртвыми отцами, дабы не стало тебе худо.

Небо, что висело над Немилой, пока она преодолевала путь до холма, достойно отдельного описания. Небесная гладь была тёмная и сумрачная, но облака… облака! Какими прекрасными были те облака, особенно для неё, целую вечность не видевшей в небе ничего, окромясь тумана! Багровые, малиновые, фиолетовые, жёлтые, голубые, серебристые, они походили на перемешанные в сундучке для рукоделия мотки ниток, из-за которых вечно ругалась Нелюба. Были тут и маленькие клочковатые облачка, стремительно носящиеся по небу туда-сюда, и медлительные пухлые облака с набухшими от влаги боками.

Однако здесь, внизу, Немила не ощущала на своей коже ни единого ветерка, весь воздух был каким-то застоявшимся, как в давно не проветриваемом помещении, но при этом сухим, потому дышалось достаточно легко.

Она и сама не заметила, как добралсь до взгорья и начала подъём. Склон холма был достаточно пологий, поросший коротким ёжиком травы. Пришлось приподнять длинный подол рубахи, но шаг Немилы всё ещё оставался прогулочным, эта часть пути давалась ей без усилий.