Лэшер

Конечно, ее появление сопровождалось немалым шумом, и потому Мона на секунду замерла посреди ванной комнаты и прислушалась. Озираясь по сторонам, она сумела разглядеть блеск старого фарфорового унитаза и мраморный бортик душевой. На память ей вдруг пришел давний сон — последний из тех, в которых являлся дядюшка Джулиен. Он привел ее в этот дом и вместе с ней поднимался по лестницам.

Сейчас Мона уже наверняка позабыла бы подробности этого сна, если бы не записала его содержание в свой компьютерный дневник — в файл WS\DREAMS\JULIEN [6]. Там же были зафиксированы и все другие сны, связанные с дядюшкой Джулиеном. Теперь она вспомнила этот файл, который перечитывала много раз, однако воссоздать подробности самого сна никак не удавалось.

Дядюшка Джулиен включил виктролу, ту, которую так хотелось заполучить Моне, и начал танцевать. На нем был длинный стеганый атласный халат. Дядюшка говорил, что Майкл для их семьи чересчур хорош. Но даже совершенство ангелов имеет свои пределы.

— Понимаешь, Мона, абсолютное добро передо мной почти всегда было бессильно, — произнес он со своим очаровательным французским акцентом. Во всех снах он разговаривал с ней по-английски, несмотря на то что она прекрасно знала французский. — Но для окружающих людей, за исключением себе подобных, идеальный человек всегда является помехой.

Идеальный человек… В файл MICHAELона записала: «Великолепен и восхитителен до чрезвычайности. Исключительное совершенство».

И далее сделала комментарий: «Мысли о Майкле Карри: после сердечного приступа он стал привлекательнее прежнего. Теперь он похож не то на огромное чудовище с раненой лапой, не то на рыцаря со сломанной рукой, а больше всего, пожалуй, — на хромоногого лорда Байрона».

Она всегда находила Майкла парнем что надо, так сказать, стоящим того, чтобы за него побороться. И не нуждалась в дополнительных указаниях на этот факт. Правда, слушая дядюшку Джулиена во сне, она лишний раз утверждалась в своей решимости завоевать Майкла. Кроме того, Джулиен рассказывал ей о собственных любовных похождениях. О том, в частности, как на чердаке особняка на Первой улице соблазнил бабушку Эвелин, которая тогда была не старше теперешней Моны. От их незаконного союза появилась на свет бедная Лаура Ли — мать Гиффорд и Алисии. Перед смертью дядюшка Джулиен отдал бабушке Эвелин виктролу.

— Убери ее из этого дома, пока не явились они, — сказал он. — Унеси ее подальше отсюда и сохрани…

— …Это был безумный план, — продолжал рассказывать он Моне во сне. — Понимаешь, Мона, я никогда не верил в колдовство. Но нужно было что-то предпринять. Мэри-Бет начала сжигать мои книги. Она делала это прямо на улице, вернее сказать, на лужайке, унижая перед всеми мое человеческое достоинство. Виктрола была для меня чем-то вроде маленького колдовства. Маленьким чудом, средоточием всей моей воли.

Пока Джулиен рассказывал о своем «безумном плане», Моне было все ясно и понятно, но когда она на следующий день попыталась восстановить в памяти их разговор, то поняла, что почти все забыла. Ну да ладно. Итак, виктрола. Дядюшка Джулиен хотел, чтобы она оказалась у Моны. Ей всегда было по душе разного рода колдовство.

Любопытно было бы узнать, что же произошло с этой проклятой виктролой.

Джулиен навлек на себя все неприятности (если считать неприятностью то, что он спал с тринадцатилетней Эвелин) в тысяча девятьсот четырнадцатом году, когда отдал виктролу Эвелин. Когда же та попыталась передать реликвию Моне, между Гиффорд и Алисией разгорелась страшная ссора. Девочке тогда думалось, что наступил самый черный день в ее жизни.

Она никогда не видела такой ожесточенной схватки между сестрами.

— Ты не отдашь ей виктролу! — в запале кричала Гиффорд.

Подбежав к Алисии, она влепила той несколько пощечин. Затем начала выталкивать ее из спальни, в которой находилась виктрола.

— Ты не имеешь никакого права вмешиваться. Она моя дочь, а не твоя. Старуха Эвелин велела отдать эту вещь ей! — в свою очередь орала Алисия.

Несмотря на то что они дрались с ожесточением девчонок-подростков, бабушка Эвелин, которая все это время находилась в гостиной, просила Мону не обращать на них внимания:

— Гиффорд ничего дурного с виктролой не сделает. Рано или поздно она все равно станет твоей. Никто из рода Мэйфейров не способен ее уничтожить. Что же касается жемчуга, то пусть он пока хранится у Гиффорд.

Что-что, а жемчуг интересовал Мону меньше всего.

Своей непродолжительной речью бабушка Эвелин исчерпала запас красноречия на три или четыре недели вперед.