Лэшер

Волосы тоже стали почти сухими и заметно посветлели. Увидев свою тень на дороге, Эмалет рассмеялась. До чего же она высокая и тонкая в сравнении с приземистыми коричневыми людьми. И какая у нее огромная голова. Намного крупнее, чем у матери. Бедная, бедная мамочка, сейчас она неподвижно лежит под деревом, уставившись в ночное небо, темнеющее в прорезях листвы. Никогда больше мать не услышит голоса Эмалет. Она вообще ничего не услышит. О, и зачем только они убежали от отца.

Но Эмалет непременно найдет его. Она должна это сделать. Во всем мире их всего лишь двое. А еще она должна разыскать Майкла, друга матери. Майкл любил ее. Майкл поможет ей. Не зря мать так просила: «Эмалет, если я умру, обязательно найди Майкла». То были последние слова, которые Эмалет услышала от матери. И теперь обязана исполнить ее просьбу.

Так или иначе, она не может нарушить обязательств ни перед матерью, ни перед отцом.

«Я буду тебя искать», — обещал отец.

Эмалет не сомневалась, что он выполнит свое обещание. Идти по гладкому асфальтированному шоссе было совсем не трудно, и даже приятно.

Глава 22

К девяти часам все они собрались в офисе на последнем этаже бизнес-центра Мэйфейров: Лайтнер, Энн-Мэри, Лорен, Райен, Рэндалл и Филдинг. Филдинг явно чувствовал себя не лучшим образом — это было видно всякому. Но никто не возражал против его присутствия.

Когда Пирс вошел вместе с Моной, это тоже не вызвало ни возражений, ни удивления. Все уставились на Мону, что было вполне естественно, так как никто прежде не видел ее в этом синем шерстяном костюме — костюме ее матери. Разумеется, он был ей велик, хотя сидел неплохо. Сейчас она выглядела намного старше своих лет. Дело, впрочем, было не столько в одежде, сколько в изменившемся выражении лица и в новой прическе. Мона подстригла волосы, избавившись таким образом от локонов, прежде по-детски схваченных лентой. Туфли на высоких каблуках вполне соответствовали ее новому облику. Пирс старательно отводил глаза от ее великолепных стройных ножек.

Пирс всегда испытывал некоторую неловкость в присутствии Моны, даже в те дни, когда она была еще совсем маленькой. Впервые он ощутил исходивший от нее соблазн, когда девочке едва исполнилось четыре года, а ему самому одиннадцать. Во время детских игр в саду она бесчисленное количество раз пыталась завлечь его в густые заросли. «Ты слишком мала», — смущенно бормотал он в ответ. Даже пять лет назад отговорка эта казалась неубедительной, а теперь она стала просто смехотворной. Как бы то ни было, сейчас Моне не до кокетства. Она устала так же сильно, как и он сам.

— Наши мамы умерли. И твоя, и моя, — прошептала она на ухо Пирсу по пути в город. В сущности, то были единственные слова, которые она произнесла с того момента, как они вышли из дома на Амелия-стрит.

Всем прочим, разумеется, придется понять, что отныне Мона стала взрослой. Пирс примчался на Амелия-стрит с сообщением о том, что вскоре состоится полный сбор семейства Мэйфейр. Пригласили практически всех членов их огромного клана, разбросанного по просторам Америки и Европы. Он считал, что держит ситуацию под контролем. Все происходящее будоражило его — смерть и опасность всегда производят возбуждающее впечатление. Возможно, то, что происходит сейчас, напоминает начало войны, пришло в голову Пирсу, тот ее период, когда смерть и страдания еще никого не коснулись впрямую и не повергли в отчаяние.

Так или иначе, когда их созвали и сообщили, что Мэнди Мэйфейр тоже умерла, он был не готов к этому известию. Мона оказалась рядом.

— Дай мне телефон, — потребовала она.

Мэнди Мэйфейр умерла около двенадцати часов этого же дня. Так что кончина ее пришлась между смертью Эдит и смертью Алисии. Судя по всему, Мэнди в тот момент собиралась на похороны Гиффорд. Ее молитвенник и четки лежали на кровати. Окна ее квартиры во Французском квартале были широко распахнуты во двор. Так что проникнуть внутрь не составляло ни малейшего труда. Однако никаких следов насильственного вторжения обнаружено не было. Мэнди лежала на полу в ванной, подняв колени и обхватив себя руками за талию. Вокруг были во множестве рассыпаны цветы. Полиция определила, что они были сорваны здесь же, во дворе дома. То была лантана, которая расцвела вновь благодаря теплой погоде, установившейся после Рождества. Бесчисленные оранжевые и пурпурные лепестки покрывали труп.

Разумеется, невозможно было счесть подобную смерть «естественной» или объявить ее следствием какой-либо загадочной болезни. Но дальше этого Пирс в своих рассуждениях не заходил. Он знал лишь одно: если таинственное нечто проникло в дома Эдит, Мэнди, Алисии, Линдси и прочих кузин, имен которых он, к немалому своему стыду, не помнил, и убило их всех, значит, это же неведомое нечто погубило и его мать.

Судя по всему, последние мгновения матери были мучительны. К иному выводу Пирс не мог прийти, своими глазами увидев тело и услышав о том, в каком виде оно было найдено. Говорили, что кровь долго не останавливалась — она продолжала литься, даже когда мать подняли и положили на носилки.