Леший

- Я бы, сударь, - говорит, - спросил вас самих назначение сделать. Вы чиновник не маленький; назначать я вам не могу, а должен только удовлетворить с удовольствием, чего сами потребуете.

- Хорошо, братец, я от этого не прочь, изволь, - говорю я, - только вот видишь что: совести моей до сей поры я еще не продавал, следовательно мне на первый раз за пустяки ее уступить не следует - десяти целковых не возьму.

- Как возможно-с - десять целковых! Совесть - вещь драгоценная, возражает он мне.

- Не то, что, - говорю я, - совсем уж драгоценная, а за твое, например, дело можно взять тысчонок сто на ассигнации.

Его, знаете, так и попятило: и смеется, и побледнел, и не знает, как понять мои слова.

- Как, сударь, - говорит, - сто тысяч?

- А что же такое! - говорю я.

- Очень много-с, - говорит, - эдаких денег у меня и в руках не бывало, мне и не сосчитать.

- Ничего, - говорю, - вместе сосчитаем; не обочту, не бойся.

- Оно точно-с, только, сударь, помилуйте: сумма-то уже эта ни с чем несообразна.

- Отчего ж несообразна? У тебя, я думаю, в кармане лежит около того, а чего недостанет, я и в долг поверю.

- И сотой части, сударь, около того нет. Шутить надо мной изволите: я не больше того, как в шутку принимаю ваши слова.

- То-то и есть, любезный, - начал уж я ему говорить серьезно, - хорошо, что ты скоро догадался. Неужели же ты думаешь, что я из-за денег стану с тобой заодно плутовать и мошенничать?

И начал ему потом высчитывать вся и все: все ему его добрые деяния представил, как в зеркале; но... как бы вы думали, милостивый государь... у него достало духу от первого до последнего моего слова во всем запереться: по его понятию, правей человека на свете нет! Хоть бы маленькое раскаяние в том, что дурно делал! Толковал, толковал с ним так, что в горле пересохло, наконец, выслал от себя и с первой же почтою написал барину письмо с подробным изложением всех обстоятельств. Что будет на это письмо, не знаю-с, а жду ответа с большим нетерпением.

III

Следствие мы производили около двух недель. Перед самым потом отъездом исправник пришел ко мне с торжествующим лицом.

- Что это, Иван Семеныч, вы сегодня что-то очень веселы? - заметил я ему.

- Да-с, веселенек, - отвечал он. - Сегодня я получил письмо от барина Егора Парменова, которое душевно меня порадовало.

- Какого же содержания? - спросил было я.

- Ну, уж этого я теперь вам не скажу, а вы сами увидите, когда поедем назад через Марково, - сказал он и во всю дорогу, несмотря на мои расспросы, ничего мне не объяснил, а, приехав в Марково, велел собрать сход.

Егор Парменов сейчас явился к нам, бледный, худой, так что я его едва узнал.

- Батюшка Иван Семеныч, - отнесся он прямо к исправнику, - позвольте мне с вами два слова наедине сказать.

- Да зачем же наедине? - возразил ему тот. - Если тебе что нужно, так говори и при господине чиновнике. Секретов у меня с тобою не было, да и быть не может.

- Это дела-с собственные мои, домашние, так как я получил от господина моего письмо, с большими к себе и жене моей выговорами, - за что и про что, не знаю; только и сказано, чтоб я сейчас же исполнил какое от вас будет приказание. Разрешите, сударь, бога ради, как и что такое? Я одним мнением измучился пуще бог знает чего.

- Приказание мое я объявлю тебе на сходке, - отвечал исправник.

- Сходка готова; только мне до сходки желалось бы знать ваше распоряжение, - проговорил Егор Парменов.

- А коли готова, так и пойдем, - сказал исправник и пошел.

Я последовал за ним, Егор Парменов тоже. Проходя мимо флигеля, в котором тот жил, исправник обернулся к нему и сказал:

- Потрудись, Егор Парменыч, зайти и за женою; надобно, чтобы и она там была.

- Да она-то там зачем же нужна-с?

- Да так уж, так надобно.

Егор Парменов пожал плечами, пошел во флигель, но скоро вернулся.

- Нельзя ли, батюшка, жены не требовать: женщина она непривычная, на сходках мужицких не бывала. Сделайте-с такую божескую милость освободите ее, - сказал он.

- Нет, любезный, нельзя, - такое уже дело идет, нельзя, - возразил хладнокровно исправник.

Егор Парменов вздохнул, махнул рукою и пошел опять во флигель.

- Иван Семеныч, не жестоко ли это? - заметил я ему.

- Ничего-с! Она вот услышит и распорядится с супругом лучше всех нас.

Мы вошли в сборную избу, где уж была целая толпа мужиков.

- Здравствуйте, братцы, - сказал исправник.

- Здорово, бачка! Здорово, кормилец! - раздалось со всех сторон.

- Как живете-можете?

- Поманеньку, кормилец! Как твое благополучие?

- Тоже помаленьку: живу да хлеб жую.

- И дай те господи много лет жить да здравствовать, - сказали мужики, все в один голос.

- Спасибо, ребята, - отвечал Иван Семеныч и потом, оглядев толпу, прибавил: - а что, Петр Иванов здесь?

- Здесь, судырь, - отвечал из толпы, выступив немного вперед, как лунь седой старик, который, по своей почтенной наружности, был как отлетный соболь между другими мужиками.

- Ну что, старина, каково твое здоровье? Поправляется ли?

- Нешто, судырь; не против прежнего, а все надо бога благодарить. С нынешнего лета начинаю напольную работу поработывать.