Читаем Леший полностью

– Вот это вернее всего, – охотно согласился Степан, чтобы на законном основании сбавить сгоряча взятый вчера темп заготовки столбов. Куда торопиться-то? На день раньше, на день позже, у бога дней не решето. Главное, до сенокоса управиться. А то действительно, надорвешься, как потом страду встречать немощному?

Но вечером Дарье про непрокипячёную воду всё же упрёк высказал, но та клялась и божилась, что зашпаривала ягоды крутым кипятком из самовара. Так очередная проделка Лешего опять прошла для него безнаказанно, но, главное, и без всякого интереса, потому что посмеяться не довелось ни самому шутнику, ни Степановым помощникам.

<p><strong>Глава 16</strong></p>Пропажа

После Пасхи Настёна занемогла. То и дело у неё кружилась голова, да так сильно, что приходилось опираться о печку или стену. Медичка каждый раз по дороге в соседнюю деревню заходила к занедужившей, мерила ей давление и удивленно пожимала плечами. Оно оставалось, как у молодой, 120 на 70, не было тошноты и шума в ушах, пациентка жаловалась только на слабость и головокружение. Через два дня по совету районных врачей медичка стала делать массаж шейной части позвонка, но и это не помогало. И что удивительно, стоило Настёне выйти на улицу или во двор обряжаться со скотиной, голова переставала кружиться. В избе всё повторялось снова.

Настёна уже стала было задумываться, что на неё влияет икона, как-то утром даже насмелилась сказать об этом Анемподисту, но он только отмахнулся:

– Да чем тебе икона-то может навредить? Доска и доска, только с картинкой.

Богородицу Анемподист сначала хотел повесить в переднем углу, приставил, поглядел, а потом вбил в простенок небольшой гвоздь и пристроил икону на него, аккурат посерёдке между рамами, чуть повыше окошек. На другом простенке висел портрет Сталина, подаренный Иваном Михайловичем после войны ещё на новоселье.

Менялась в стране политика, Сталина Хрущёв подверг резкой критике, но Леший к политическому климату не прислушивался и под каждого нового правителя не подстраивался. Так и висел верховный главнокомандующий с золотой звездой на военного образца френче в самодельной раме под стеклом, строго посматривая на скромное убранство просторной избы Анемподиста. И соседство Генералиссимуса с Богородицей хозяина дома нисколько не смущало – оба они для него никакой святости одинаково не имели.

Пасха на тот год выдалась поздняя, поэтому в доме Настёна была совсем мало – и колхозную работу надо изладить, и в огороде дел полным-полно, и со скотиной по хозяйству. В избу, где сразу же начинала кружиться голова, старалась заходить как можно меньше.

Так весна прошла, наступило жаркое лето. Анемподист всё по линии ходил да по лесам шастал. И вот однажды вечером говорит:

– Ох, Настёна, и земляники я нашёл! Прямо красным-красно. На Апраксином бору. Кликай баб, завтра с утра, как с делами управитесь, и сведу.

Настёна первым делом – к Нинке. Так, мол, и так, Анемподист земляники полным-полно нашёл, сулит назавтра место в Апраксином бору показать. Ну, а Нинка, знамо дело, товаркам сказала, и на следующий день вереницей за Лешим шла в лес чуть не половина деревни. Бабы деток с собой прихватили – домой не наберут, так хоть сами наедятся.

Так шумной ватагой миновали ручей, небольшую болотину, где по осени обычно берут клюкву, и вскоре ещё за одним ручьём поднялись на взгорок, который в незапамятные времена получил название Апраксин бор. Ещё до войны тут были вырубки, тот, старый бор с мачтовыми соснами свалили и вывезли целыми хлыстами на запряжённых по три лошадях, подложив под длинные брёвна санки с короткими полозьями. Потом, уже перед самой войной на месте этих делянок собирали малину. И вот теперь снова тут шумел выросший на глазах этого поколения новый лес. Но рос он неровно, с этакими залысинами-полянами, на которых как раз буйно разрослась земляника.

Полян этих было много, и народ разбрёлся по окрестному лесу. Потеряться тут было нельзя, потому что бор со всех сторон окружало высохшее нынешним жарким летом болото. Да и в самую дождливую осень на него за клюквой ходили без опаски: тут не было топей, а заблудиться тоже невозможно, потому что лес был государственный, чётко разделённый на квадраты прорубленными через каждые два километра просеками, которые невозможно не заметить.

Анемподист сначала пособирал ягод, потом, видя, как быстро деревенская орава опустошает поляны, не столько собирая, сколько затаптывая ягоды, торопясь из жадности нахватать побольше, решил зайти на соседний бор, посмотреть там. Его от Апраксина бора отделяло по просеке не больше полукилометра.

Леший обошёл остров вокруг, дважды пересёк наискосок, убедился, что и тут земляники уродилось полно, и вернулся звать народ на новое место.

Ребятня уже изрядно умаялась, и голготня заметно поутихла. Только изредка аукались промеж собой бабы, не из боязни заблудиться, а просто от скуки.

Настёны на прежнем месте, где Анемподист оставил её одну собирать крупные ягоды, не оказалось. Земляники ещё было полно, а она, видно, кинулась искать, где побольше да покрупнее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги