Леший

Вот тут, когда счёт её жизни шёл уже на минуты, главный врач и начала Петьку инструктировать. Сама она тридцать лет практиковала и на такие операции в безвыходной ситуации решалась, что потом в областной больнице только ахали, как это ей удалось. Но одно дело самой оперировать, а другое – начинающего фельдшера по телефону инструктировать.

– Миленький, – кричала она в трубку, когда Петька во всех подробностях описал сложившуюся ситуацию, – Ты же у меня умничка! Петенька, вспомни, мы же это проходили. Ты же у меня на операции был, всё видел. Я ответственность на себя беру, начинай. Ведь в случае чего, у тебя же в должностной инструкции написано, что ты обязан оказывать первую доврачебную, срочную и неотложную помощь больным и пострадавшим. Это как раз тот самый случай неотложной помощи. Пожалуйста, не медли. А там, даст бог, и «скорая» с бригадой подъедет. Сегодня как раз Владимир Иванович дежурит. Давай, мой хороший! Судя по твоим заключениям, имеет место разрыв матки. Родненький мой! Я понимаю, что ты не имеешь права делать лапаротомию, но ведь в противном случае летальный исход неизбежен. Петенька, соберись, мой хороший!

Когда вмиг протрезвевший ещё перед поездкой Фёдор притащил «скорую» в деревню, Петька уже заканчивал операцию. Владимиру Ивановичу оставалось только подтвердить, что парень выполнил всё не хуже опытного хирурга.

– Поздравляю, коллега! – сказал он Петьке и крепко пожал руку. – Боюсь, правда, этот случай из твоей медицинской практики останется тайной за семью замками, потому что в противном случае нам кучу бумаг извести придётся на разные там отписки и оправдания, и то потом не один год на разных совещаниях склонять по всем падежам будут, но ты сделал невозможное. В твоём активе – уже две спасённых жизни.

Наутро Фёдор утащил «скорую» на буксире до хорошей дороги, Владимир Иванович по распоряжению главного врача остался наблюдать за оперированной роженицей, а вернувшийся домой Фёдор напился. Теперь уже с горя.

– Я этому чинарику, – говорил он мужикам у магазина, – в жись не прощу. Мне в районе парня обещали, а этот недомерок хренов девку на свет вытащил. Убью недоделанного! Честно слово, мужики, не жить ему тут. Он мне вместо парня опять девку подсунул. Я уже спал и видел, как мы с сыном на рыбалку вместе ходить будем, на охоту, как я его на тракторе научу, а тут ... Срамота одна! А более того, он, падина разэтакая, у моей бабы в п...е ковырялся. Вот скажи, Степан, что бы то со мной сделал, если я у твоей Дарьи ковырялся? Вот то-то и оно! Сразу бы порешил. А я этому шкалику простить должон?

– Дак это, он же врач, – робко пытался заступиться за парня Степан. – Им эть можно.

– Да какой он на хрен врач?! Фершал. Фер-шал! – по слогам выговорил Фёдор. – А ежели фершал, дак что можно каждой бабе между ног лазить? Нет, убью гадёныша!

А потом ходил по деревне с ружьём и искал Петьку. Искал и на другой день, и на третий. Может, чтобы спасибо за спасённых жену и дочку сказать, но Петька ему на глаза попадаться не торопился. Вот и сегодня, как только завидел, так сразу в проулок свернул и задами домой пробрался.

Посидел, обдумал ситуацию и теперь вот сочинял заявление, чтобы отправить его с Владимиром Ивановичем своему начальству.

Петька долго сидел над листком бумаги, ещё раз протёр стёкла очков и стал выводить своим почти неразборчивым для нормального человека, зато легко доступным людям с медицинским образованием, почерком:

«В просьбе моей прошу не отказать! Я готов продолжить работу на любом другом фельдшерско-акушерском пункте, самом удалённом от центра».

Петька поставил точку, аккуратно расписался и вывел дату. Вроде бы, всё правильно, хотя его ФАП считался в районе самым удалённым, и дальше ссылать было некуда.

Едва Петька закончил писать, отодвинул лист на край стола и начал искать конверт, пришёл Владимир Иванович.

– Сейчас я вам чайник поставлю, – засуетился Петька.

– Да не нужно ничего, Пётр. Меня там и накормили, и напоили. А тебе я ещё раз комплимент должен сказать: молодец! Ну, честное слово, талант! Золотые руки! – Сел за Петькин стол, вытянул ноги, прислонился спиной к стене. – Хорошо тут у вас. Благодать! А народ какой милый! Сердечный! А что ты тут пишешь?

Владимир Иванович подтянул к себе заявление, достал очки.

– Ты это чего?

– Да жить мне тут, Владимир Иванович, в этой благодати среди сердечных людей день-два осталось. Пока Фёдору под пьяную руку не попадусь. Застрелить он меня грозится.

И Петька кисло усмехнулся.

– Давай рассказывай по порядку.

– Да Фёдор, ну, муж роженицы, у магазина мужикам говорил, что меня обязательно пристрелит, потому что в районе ему гинеколог сына обещала, а получилась дочь.

Владимир Иванович расхохотался:

– Ну, а ты-то тут причём?

– Так вот как ему пьяному объяснишь? А ещё, – Петька сразу же залился краской, – за то, что я у его жены там, как он говорит, ковырялся.

– Ой, ну ты меня насмешил! Ой, насмешил! – хохотал Владимир Иванович. – Это что, у тебя шутка такая?