Леший

Петя долго сидел, обдумывая, что бы ещё веское добавить к написанному тексту, в котором каждое слово было выстрадано болью и страхом за свою едва начавшуюся и уже висящую на волоске жизнь. Да и что это была за жизнь? Ничего хорошего в ней Петька пока так и не видел. Началось с того, что отец в честь деда – своего безмерно почитаемого им тестя – решил обязательно назвать сына Перфилием. Вот скажите мне, что это за имя для современного человека? Посмотрел в словаре, оказывается, древнегреческое, произошло от Порфирия, то есть Порфириоса, что значит багряный. Ну, да! Не зря говорят, как корабль назовёшь... Петька, чуть чего, сразу до кончиков ушей краской заливается. Ой, сколько из-за имени своего да этой патологической стеснительности, от которой моментально пунцовым становился, перетерпеть от ребят в школе пришлось! Он и в медколледж-то подался, потому что там одни девчонки учились, чтобы от ребячьих насмешек избавиться, а не потому, что потом с дипломом на девок голых можно смотреть да безнаказанно трогать.

Но и там, когда узнали, что настоящее Петькино имя Перфилий, от греческого происходящее, постоянно подшучивали и называли Аполлоном, златокудрым богом-врачевателем. И вот тут они не ошибались – из Петьки действительно, как постоянно говорили преподаватели, мог получиться врач от бога. И убедили поработать годик самостоятельно фельдшером на селе, а потом уже на льготных условиях в медицинский поступать. На Кьянде, после того, как уехала куда-то с Валерой на новое место, от греха подальше, Настя, как раз долго не могли вакансию закрыть, ему и предложили поехать, мол, народ деревенский добрый, в основном старики живут, у них у всех болячки известные – гипертония да остеохондрозы с радикулитами.

Девчонки его за успехи в учёбе уважали, а Аполлоном называли беззлобно, кокетничая. Петька же воспринимал это, как издевательство. Ну, какой из него Аполлон? Полная противоположность. Правда, кудрявый и рыжий, но росточком не вышел и с самого раннего детства, как себя помнит, на удивление хилым рос. А однокурсницы ему на восемнадцатилетие выкрашенный под серебро декоративный лук с будто бы золотыми стрелами подарили. И гравировку сделали: «Нашему любимому Аполлончику от ласковых овечек из его дружного стада». Вот разве не издевательство? И всему виной имя греческое.

Ох уж эти родители! Тоже мне, греки хреновы! Из всех предков кроме дедов да прадедов, воевавших на разных войнах, начиная с первой мировой, никто нигде дальше райцентра в лесной российской глухомани и не бывал ни разу. А туда же – в греки. Нашли, где корни родословной своей искать. Скорее всего, виноваты попы местные, что предков крестили. Из-за имени своего несуразного и обиды на священников православных с их именинным календарём Петька теперь и церковь-то в городе за квартал стороной обходил.

Ну, ладно, ближе к делу. Петька, он же по паспорту Перфилий Иванович, снял очки, в который уже раз за вечер тщательно протёр стёкла, как будто от этого яснее могли стать клубком роящиеся мысли, и снова стал обдумывать каждое слово своего заявления. А ведь только оно может спасти его молодую, хоть и никчёмную пока жизнь. Здесь ему – верная смерть! Этот Фёдор его точно пристрелит! Вот и сегодня Петька его с ружьём в руках на деревне видел. Хорошо, что издали заметил да по за огородами к себе на фельдшерско-акушерский пункт пробрался, дверь на все запоры закрыл, окно плотными шторами занавесил.

Нет, если так-то разобраться, ведь не вечно же этот Фёдор пьянствовать будет. Когда-нибудь и протрезвеет, только ждать того дня уже никакой мочи! Можно было бы, конечно, и заявление в милицию написать, да ведь посадят дурака. Детей жалко, да и деревенские не поймут. Как пить дать, осудят, что ребятёнков не пожалел. А ведь последнего-то неделю назад сам и принимал. А роды были очень тяжёлые.

Петька понимает, что тогда и роженицу, и ребёнка от смерти спас. Это же и приехавшие врачи ему принародно сказали, а ведь случись наоборот, сидеть бы в тюрьме. Не имел он права операцию делать, только опытный хирург при разрыве матки может вмешиваться. Но не фельдшер! Тем более вне медицинского учреждения. А где тут опытного хирурга возьмёшь, когда после продолжительных ливней недавно построенная грунтовая дорога так раскисла, что и на тракторе-то не везде проедешь. Вот «скорая» и застряла. Пока дозвонились в больницу, пока там решали, что делать, поскольку в непогодь да под вечер никакой вертолёт из области не полетит, пока потом уже успевшего на радостях напиться, что сын на свет появляется, Фёдора в чувство привели, да пока он по глинистой хляби два десятка километров до застрявшей машины ехал и на буксире в деревню тащил, смерть уже свою ржавую косу над роженицей занесла.