Выскользнув из моих рук, он попал на мягкую переднюю луку седла и, уцепившись за неё коготками и вытянув шею, с любопытством смотрел вниз, где всё ещё гудели и сыпались потревоженные обвалом камни.
– Страха нет у шайтана, – одобрительно улыбнулся Атамкул. Но и он побледнел и дышал учащённо.
– Ну, кызым[8]
, твоё счастье! Посмотри, где ты ехала.Я оглянулась. Тропинки за мной не было. Камни, рухнувшие из-под ног лошади, грохотали далеко внизу, у самой речки, где из пены торчали чёрные скалы.
– Так ведь ты только что тут проехал! – воскликнула я. – А подо мной вдруг…
– Всегда так бывает, – уже спокойно отозвался Атамкул. – Сто человек проедут – ничего, за ними один поедет – пропал! Теперь если кто поедет – тоже пропал: вперёд дороги нет, назад повернуть конь не может. Пропал конь!
И Атамкул опять запел высоким голосом и подогнал коня: в горах не годится сильно отставать от других.
Отдышался и тронулся и мой конь. Но барсёнка нельзя было оторвать от луки. Он удобно сидел, крепко вцепившись коготками в мягкую подушку, и вся его разрисованная мордочка светилась от удовольствия. Так его родичи-барсы на уступах скал подстерегают идущую внизу по тропинке добычу.
И я сдалась. Маленький, серый, не знающий страха комочек согласился ехать со мной, но не пленником, а свободным всадником на луке седла.
– О Арстан, джигит Арстан! – смеялись киргизы и ещё что-то говорили, указывая на барсёнка. А тот, с громким писком, тыкался мордочкой в мою руку. Он проголодался и знал, что в большом кармане на боку, кроме чашки, спрятана и бутылочка козьего молока.
Лесничий, тощий, желчный и угрюмый человек, нервно теребил бородку и отворачивался.
– Пятьдесят рублей за такую дрянь швырять, да ещё возись с ним, – ворчливо сказал он. – А впрочем, вы так налетели, что мне и сообразить не дали.
– Да как же я налетела? – смеялась я. – Ведь барса-то вам первому предложили, а я сидела и дрожала от страха, чтобы вы его не купили.
– А может, я за ночь и надумал бы, – уже с нескрываемой злостью перебил лесничий и ударил коня нагайкой.
– Потише, хозяин, – спокойно отозвался Атамкул. – Тут места, трудные, а конь горячий, не торопи.
Дорога снова пошла узкая. Отряд вытянулся гуськом. Разнеженный теплом, напившись молока, Арстан разлёгся поперёк седла, голова – на одном моём колене, хвост – на другом, и лениво посматривал вниз.
– Любишь горы, Арстан, – погладила я его. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза – горы его, во всяком случае, не пугали.
Между тем сумерки сгущались. Скоро уже трудно стало различать едущих всадников. Я тронула лошадь ногой, чтобы она не отставала, и сунула разоспавшегося барсёнка за пазуху, под куртку. Он сонно заворочался и притих.
Из ущелья потянуло сыростью, а от снежных вершин – холодом. Кривые стволы арчи[9]
в темноте походили на притаившихся в засаде людей. А Рахим по-киргизски что-то рассказывал Атамкулу. Там были и ночь и ножи, и кровь, а оттого, что я не всё понимала, становилось ещё страшнее.Уже совсем стемнело. Вдали блеснул огонёк.
– Аул, – сказал Атамкул. – Теперь далеко, кызым, одна не езди, плохо будет. Ноги береги, поднимай выше на седло. Собаки кинутся, за ноги с седла стянут. И камчой надо крепче бить их по мордам. Самые злые собаки в этом ауле. От них щенят берут, большие деньги дают. Сторожа самые хорошие.
– А тропинка там шире не будет? – осведомилась я, невольно подбирая поводья.
– Будет, вот здесь совсем широко. – И Атамкул, придержав лошадь, подождал меня.
– Да я не боюсь… – начала было я и остановилась: в ответ послышался злобный лай и топот быстрых ног. Слышно было, что навстречу нам мчится дикая стая, разгорячённая и озлобленная. Впопыхах собаки сталкивались и яростно кусали друг друга, взвизгивая и ещё более ожесточаясь. Их лай походил на вой и страшно отдавался в горах.
– А, чёрт! – лесничий попятил лошадь так, что оказался между Атамкулом и мною. – Да их много, кажется.
– Много! – согласился Атамкул. В голосе его я уловила сдержанную насмешку. – Кто боится, того первого за ногу стащат!
Отвечать лесничему было уже некогда. При свете догорающих костров на нас налетела собачья стая. Лесничий вскрикнул и ударил камчой по чему-то мягкому. Вой перешёл в визг, но киргизы уже бежали нам навстречу.
Оскаленная морда взлетела чуть не к самому моему лицу, острые зубы рванули за колено. Лошадь подо мной завертелась, костры освещали чёрные шапки киргизов и блестящие глаза собак. Я подтянула ноги на седло и в ужасе почувствовала, что вот-вот свалюсь прямо в оскаленные пасти.
– Сиди крепко! – раздался голос Атамкула. – Камчой, камчой бей! – И одним ударом он сбросил на землю громадного пса. Тот свалился с визгом, но успел разорвать мой левый рукав от плеча до локтя. Наконец побеждённые собаки отступили. Сидя в отдалении жадным кольцом, они взвизгивали и подвывали, ожидая случая снова броситься на нас.