Отбиваясь от собак, мы не заметили, что тропинка, расширившись, окончилась довольно просторной площадкой, охваченной кольцом гор. На ней стояли юрты, перед юртами горели костры и толпились киргизы в больших чёрных шапках и киргизки в ещё больших белых головных уборах.
Мы слезли с лошадей и прошли в юрту. Посредине горел маленький костёр, около него стояли медные кумганы – высокие чайники с длинными изогнутыми носиками.
Скоро мы уже сидели вокруг костра и грелись, облокотясь на ватные подушки, с чашками горячей шурпы в руках. Крепкий бульон понравился и барсёнку: он с аппетитом выпил целую чашку и, важно лёжа у огня, не мигая смотрел на него.
Старый киргиз-хозяин не мог им налюбоваться.
– Да, – нежно говорил он, проводя рукой по мягкой шёрстке. – Такой большой будет, – он показал руками, – с добрую лошадь. Спать будешь, плохой человек к тебе придёт, вот ему что будет! – И он, выразитель. но щёлкнув зубами и закинув голову, показал руками на горло.
Желчное лицо лесничего ещё больше потемнело. Он недобрым взглядом покосился на меня и барсёнка, аз затем на всех присутствующих, словно ища выход накопившемуся раздражению.
– Спать пора, – брюзгливо сказал он, – работать завтра надо и дальше ехать… со зверинцем.
Уютно устроившись под тёплым одеялом, с барсом в объятиях, я долго ещё слышала голоса.
И опять наутро под возгласы «хайр, хайр!» мы с барсом скрылись за поворотом тропинки. Он уже сразу занял своё место на луке седла. Сытый и весёлый, он то смотрел вниз, то ласково покусывал меня за палец, но не мурлыкал.
– Когда большой будет, так «хр-хр» делать будет, – объяснил Атамкул. – Как гром греметь будет, а сейчас он бала[10]
, говорить ещё не умеет.Вдруг лесничий, ехавший впереди отряда, сдержал лошадь и поравнялся со мной. Он нервно теребил редкую рыжеватую бородку и смотрел в сторону.
– Софья Борисовна, – начал он, – я передумал э… чёрт… я вам сто рублей отдам, а барсёнка беру себе.
– Я, Сергей Ильич, барсами не торгую. Вы его купить отказались, а теперь он мой.
– Вот как! – лесничий чуть не задохнулся от ярости. – Так знайте, дерзкая девчонка, я его у вас отберу! Так что лучше не спорьте! Иначе… – он сделал паузу. – Постойте, куда вы?! С ума сошли… постойте!
В этом месте ущелье разделилось надвое, и весь отряд уже повернул налево и скрылся из глаз. А я, пришпорив лошадь, во весь дух понеслась по правому рукаву, не думая, куда это меня приведёт. Долина делала резкий поворот, триста метров – и меня уже не было видно. Ещё километр бешеной гонки, и я сдержала лошадь и прислушалась: погони нет. Но всё-таки надо быть осторожной. Я схватила оглушённого скачкой барсёнка на руки и прижала к себе:
– Не отдам тебя! Ни за что! Ты мой, Арстанка!
Арстан засунул мне мордочку под подбородок и вздохнул. Ясно, он хотел остаться со мной. Я вынула чашечку, бутылку и напоила его, чтобы он не запищал. Потом осторожно свернула влево – к речке, в густые кусты орешника и облепихи. В этом месте на каменистой тропинке копыта не оставляли следов, и погоня, а я в, ней не сомневалась, должна была проскакать мимо.
Привязав лошадь, с Арстанкой на руках я пробралась обратно к самой тропинке и удобно устроилась под густым кустом наблюдать.
Действительно, не прошло и десяти минут, как на тропинке раздался топот. Ехал лесничий и с ним Атамкул. Я радостно привстала: Атамкул мой друг, он меня защитит. Но тут же опять спряталась за кустом: в этом месте лошади шли шагом, и я расслышала голос Атамкула:
– Не беспокойся, хозяин. На что он ей, отдаст! Барс твой будет.
– Так вон оно что! – слёзы выступили у меня на глаза. – Ну и не надо, без Атамкула обойдусь! Пускай только вернутся, – поедем с тобой дальше вдвоём, не пропадём, Арстанка.
Прошло не меньше часа. Наконец снова послышался топот, погоня возвращалась, но уже шагом.
– Сама вернётся! – донёсся голос лесничего. – Ночь не поспит, день не поест – вернётся! Завтра барс мой будет.
Я погрозила ему вслед кулаком.
– Ночь не посплю, день не поем, а барс мой будет!
Через несколько минут я снова сидела на лошади.
Вдвоём с Арстанкой по незнакомым горам мы отправились искать дорогу в Арслан-Боб.
Тропа всё поднималась вверх. Ореховый лес сменился арчовым, а часа через два пути я сообразила, что надо было внизу настрелять диких голубей, которые в арчовом лесу не водятся. У меня в запасе была только бутылочка молока для барса.
Ночь застала нас на перевале, под самыми снегами, и обещала быть очень холодной на голых камнях. Для лошади я, расставаясь с весёлой зелёной долиной, нарвала большую вязанку травы. Но воды у нас не было ни капли, а к ручью, шумевшему внизу, в пропасти, нечего было и думать спускаться.