Лесная быль. Рассказы и повести

Через минуту, крепко привязав узлы с одеждой рукавами под подбородки, мы уже входили в воду.

– Левей забирай, – говорил Рыжик. – Омут тут. Ну, плыви. Тебя как зовут-то?

– Серёжа, – отвечал я, старательно отмеривая сажёнки, чтобы не оплошать. – А тебя как?

– Мишка, а ещё – Юла, – объяснил тот, – потому как я на месте сидеть не могу. Всё кручусь. Иголка во мне ходит, вот она и гоняет меня. Сидеть не даёт.

– Игол… – от изумления я раскрыл рот и чуть не захлебнулся. – Как иголка? Как ходит? – продолжал я уже на берегу, надевая трусы и дрожа, потому что вода в Серебрянке даже летом была как лёд холодная от ключей. – Как иголка в живом человеке ходить может?

Мишка был, видимо, очень доволен произведённым впечатлением.

– В Москве-то, видно, не всему учат, – подмигнул он. – Сюда лезь, тут тропка. Мамка, значит, мне штаны зашивала, а у соседа ястреб курицу потащил. Она в окошко увидала да бегом, а иголку в штанах забыла. А я штаны надел да на лавку сел – обуваться. А иголка р-раз, да в самое это место – вон сюда. Враз влезла, я и зацепить не поспел. А теперь со мной Васька на одной постели не спит. Из тебя, говорит, иголка-то выткнется, а в меня воткнётся.

Мы с трудом взобрались на крутой берег речонки, хватаясь за камни и прибрежные кусты.

– Слышишь? – на минуту остановился Мишка и, запыхавшись, вытер рукавом раскрасневшееся лицо. – Это осина шумит, она, точно заяц, ушами хлопает: лоп-лоп-лоп.

Я расхохотался. Вдруг что-то серое метнулось у меня из-под ног и мячиком покатилось в лес.

– Ай! – вскрикнул я. Но тут загорелая рука мелькнула перед моими глазами, и камень со свистом пролетел и ударился в кусты.

– Немного не доспел! – с досадой вскрикнул Мишка. – Враз бы его положил. А ты чего смотрел?

– Да я не успел, – сконфуженно оправдывался я. – Я ведь… – и тут же запнулся и замолчал: ни за что на свете не признался бы я Мишке, что сейчас видел живого зайца первый раз в жизни.

– Ну, где тебе успеть. Ты ведь московский, – протянул Мишка. – И попал бы, так не зашиб.

И он несколько пренебрежительно пощупал мускулы на моей руке.

Я вспыхнул. Крепкое пожатие Мишкиных загорелых пальцев заставило меня почувствовать, насколько новый товарищ превосходил меня в силе.

– Мы про зайцев на уроках проходили, – начал я несколько неуверенно. – Заяц относится к отряду грызунов, у него передние резцы…

– Растут всё длиньше, – перебил меня Мишка. – Ежели ему об дерево их не точить, они ему рот раздерут. Слыхали… А вот как заяц следы путает, чтобы его лисе не соследить, видал?

– Нет… – признался я.

– А сколько зайчат зайчиха родит, знаешь? А сколько она их молоком кормит, слыхал? Один раз. А потом они под кустом три дня сидят нерухомо. Вот как. И лисица их не учует, потому как от них следов нет. Понял?

– Понял, – покорно ответил я, подавленный таким превосходством в познаниях. И в порыве искренности прибавил: – Ты знаешь, ведь я первый раз на Урале. Папа говорил, что теперь на Урале никаких приключений и опасностей не бывает. А мама всё-таки боялась и пускать меня не хотела. И потом думала, я тут соскучусь.

– Ишь ты! – удивился Мишка и даже присвистнул и тряхнул хохлом. – Тут ягоды, грибы, рыбу ловить будем, какая скука? С чего это она у тебя такая?

Я растерялся и не знал, что ответить, но Мишка не дал мне времени на размышления: должно быть, в нём и вправду сидела иголка.

– Бежим скорее! – крикнул он, поворачивая по тропинке вдоль реки. – Сейчас в ложбинку спустимся – тут тебе сад этот и есть.

Дорожка шла над крутым обрывом в густом старом еловом лесу. Несмотря на яркое солнце, в нём было сумрачно и прохладно. Мёртвые нижние ветви переплелись в сплошную сетку, загораживая путь вне тропинки, а голая, лишённая травы земля была густо усыпана сухими бурыми иголками.

– А вон и сад! – вскрикнул Мишка и остановился так неожиданно, что я, не удержавшись, набежал на него.

Место для сада было выбрано с толком: небольшая долина, закрытая от северных ветров и открытая солнцу, спускаясь к реке, притаилась среди старых елей, так что её нелегко было и заметить. Колхозная пасека находилась тут же.

Оба старика были в саду. Их голоса мальчики услышали издали.

– Нет, ты мне скажи, по каким правам должен я теперь искусанный ходить? – визжал тонкий пронзительный голос. – По каким правам у меня теперь глаз запух и рот на сторону? Как я теперь прищепку[16] делать стану, когда мне смотреть нечем?

– А ты руками-то не махай, козлиная борода, – послышался густой добродушный бас. – Руками не махай. Пчела, она суеты не любит. А ты бородой крутишь, руками вертишь, – она и гневается. Ты глинки сырой приложи, он враз проглянет, глаз-то.

– Враз проглянет! – передразнил первый голос. – Самому бы тебе так вот рот на сторону своротило!

Задыхаясь от смеха, Мишка зажал рот руками.

– Они всегда так, – шепнул он мне. – Здорово разошлись. Теперь уж скоро чай пить сядут.