Лесная герцогиня

От этих разговоров Ренье приходил в прекрасное расположение духа. Ратбод в расшитой жемчугом сутане и опушенной куничьим мехом плоской шапочке сидел подле Ренье. Несмотря на мягкость мартовского солнца, пот градом катился с его лица, ткань сутаны натягивалась на распухшем, как опара, брюхе. Трудно было поверить, что в этом неповоротливом человеке таилось столько энергии, и тем не менее именно неуемная энергия действовала на Ренье благотворно, заставляла волноваться, интересоваться делами, чувствовать себя живым и нужным. Он с охотой ставил свою печать под протягиваемыми Ратбодом свитками документов, он даже полюбил это занятие, оно позволяло ему по-прежнему чувствовать себя значимым и великим. И он проглядывал свитки, вникал во все дела, просматривал счета.

Порой Ратбод заговаривал с ним о Гизельберте. Тот опять вызвал неудовольствие лотарингцев, проведя Рождество при дворе Генриха Птицелова. И те из соотечественников, которые признали власть франкского Карла — а их большинство, — тревожатся, к чему приведет явная симпатия сына Ренье к германскому двору.

Длинная Шея понимал, куда клонит Ратбод. Гизельберт — его единственный законный сын. Наследник. И если он откажется присягнуть Каролингу и решит пойти на союз с германцами — это может вызвать войну между Германией и Францией, что будет означать и раздел Лотарингии. А ведь он, Ренье, потратил целую жизнь, чтобы сохранить за собой и своими потомками эти земли.

— Гизельберт еще не прибыл?

Обычный вопрос герцога, заданный без интереса. Ренье и хотел, и не хотел видеть сына. Отцовских чувств к Гизельберту он не испытывал, но разум говорил: это единственный наследник.

Ратбод улыбался сладко, но в заплывших жиром глазках прятался недобрый огонек.

— Увы, мессир, Гизельберт — скверный юноша, недостойный такого отца, как вы. — Он говорил без обиняков. Знал, что Ренье это не заденет. — Мы уже неоднократно посылали за ним. Но он остается в своем городе Меце, куда созвал своих сторонников. Видимо, Гизельберт только и ждет известия о вашей кончине, когда сможет надеть на чело герцогский обруч Лота-рингии.

Подвижная половина лица Ренье начинала скалиться.

— Пес. Волчонок. Прокляну!..

От ярости он пускал струйку слюны, от которой на его плече образовалось влажное пятно. Раб спешил ее промакнуть, но Ренье даже не замечал этого, погруженный в свои мысли.

Он никогда не любил сына, вернее, почти не знал. С детства мальчик рос у чужих людей, и Ренье не интересовался ребенком. Пока тот не стал достаточно взрослым, чтобы начать открыто выражать неповиновение родителю. Мать его, тихая герцогиня Альбрада, уже умерла, и дерзкий мальчишка словно стремился напомнить Ренье, что он хоть перед кем-то в этом мире имеет обязанности. И как ни странно, поначалу это даже импонировало Ренье. В Гизельберте были сила, дерзость, упорство. Но Гизельберт словно поставил своей целью приносить неприятности отцу. Раньше Ренье не раз говаривал, что лишит сына наследства, что никогда не отдаст ему короны с таким трудом добытого герцогства. И был искренен как в этом желании, так и в неприязни к сыну. Но все же сейчас он отчаянно хотел, чтобы именно он, продолжатель его рода, остался его наследником. И именно об этом он тоскливо говорил канцлеру. Знать, что Лотарингия останется его потомству, для Ренье было неимоверно важно.

— Король Карл скорее поддержит другую кандидатуру, — осторожно замечал Ратбод. — Кандидатуру Рикуина Верденского — умного и осторожного политика и преданного Франции человека. Да и многие из лотарингской знати готовы присягнуть ему.

Ренье понимал, что это был бы наилучший выход, но мрачнел.

— Рикуин из Арденнского рода ни на йоту не связан со мной. А я желал бы передать власть своему потомку.

Ратбод по-прежнему сидел, развалясь в кресле подле герцога, и как бы лениво, но на самом деле очень зорко следил за выражением глаз герцога.

— Если дело только в этом, то Рикуин из Вердена вам вполне может подойти.

Ренье чуть приподнимал правую, вновь начавшую жить руку, что было свидетельством его неимоверного волнения.

Тогда канцлер, сладко улыбаясь, пояснял:

— У Рикуина есть сын — шестилетний Оттон. Если обручить его с вашей дочерью от второго брака, то Рикуин до их совершеннолетия может быть регентом. Но уж ваш внук от этого союза будет законным правителем и даст Лотарингии продление вашего рода.

Ренье не удивило, откуда Ратбод Трирский знает, что у него есть дочь. Канцлер всегда знал все. Да разве недавно он сам не настаивал на возвращении Эммы с дочерью? То, что у него есть еще и дочь, вдруг стало неимоверно важным для Ренье, и он даже стал сожалеть, что столь долго скрывал этот факт от подданных. Воистину — выживет он или умрет, — но ему следует исправить эту ошибку. О его жене никто уже не упоминает как о бывшей наложнице Роллона. Даже сам Карл, узнав, что с ее помощью в Лотарингии может править Рикуин, а не Гизельберт, поспешит признать ее. Ах, если бы ранее… Но сейчас, когда Ренье столь слаб и наполовину труп, он уже не помышлял, как ранее, о короне. А вот дочь…