Лесная королева

– Опомнитесь, – вступила в разговор серая волчица, сидевшая справа от черного волка, – он жестокий, ничего не понимающий человек. Для него нет других понятий кроме Святого Писания и приказов начальства. Он переступит через ваш труп, даже не подумав о том, что кому-то вы были нужны больше жизни.

– Неправда, – оборвала её Сильвия, – он не такой. Я лучше знаю.

– Идёт война, госпожа. И в ней нет места жалости, – Индульф покачал головой. – Либо мы убьем его сегодня, либо он убьёт вас завтра. Одумайтесь, прошу вас.

– Нет. Я не позволю вам причинить ему вред. Вы же знаете, как остановить превращение. Вы всё знаете. Так скажите мне, – её голос сорвался и задрожал, а потом она тихо добавила, – прошу вас.

Индульф склонил голову набок и, очень внимательно посмотрев в глаза своей принцессе, громко объявил:

– Уходим. Мы не можем ослушаться её приказа. Уходим в лес.

Волки так же бесшумно начали подниматься и уходить в туман, тая в нём, подобно теням. Самым последним уходил вожак, но прежде чем он окончательно исчез, Сильвия успела крикнуть:

– Индульф.

Волк замер и нехотя повернув лохматую голову, глухо ответил:

– Спасти его может только ваша кровь. И то если вы этого действительно захотите. Но подумайте, действительно ли он стоит этого.

И вожак исчез, словно ветер разметал его тёмную, наполненную звериной мощью фигуру, навсегда соединяя с темнотой.

А Сильвия осталась сидеть, глядя на то место, где он только что стоял. Она не шевелилась, и лишь порывы ветра колыхали тонкую ткань рубашки и чёлку, неровно падающую на глаза. Серый волк всё так же лежал на траве, положив громадную голову ей на колени и полуприкрыв глаза. А полная, желтоватая луна, подобно благосклонному звериному оку, взирала на них, озаряя неверным светом. И лишь эта невольная свидетельница странного разговора дитя и волков, видела, как девушка подняла свою тонкую руку ко рту и прокусила кожу.

На следующее утро в дверь обычного дома, стоящего почти по середине деревни, постучали. И когда заспанный хозяин открыл, к ним зашёл инквизитор, несущий на руках девушку. Золотые волосы были рассыпаны по его плечу и ниспадали водопадом до самого пола, они жутко сочетались с бледной кожей, под которой не было видно ни кровинки. Девушка выглядела совершенно измученной и ослабшей, а на её запястье был виден тонкий шрам, похожий на крест.

Она была жива, и он сказал, что нашёл её на холме, но что было на самом деле, осталось скрыто их обоюдным молчанием.

И всё же волки оказались правы.

Именно сейчас она это понимала отчётливей всего. Они были умны, эти волки, знали будущее, были сильны и верны ей, но она сделала свой выбор и не собиралась от него отказываться. Даже ценой собственной жизни. Она терпела всё, страх, когда инквизитор обвинил её в колдовстве, ужас, когда из Рима пришло подтверждение, боль, когда монахи пытались вынудить её признать вину, унижение, когда перед жителями деревни был зачитан приговор. Она терпела всё. И не жалела о том, что всё происходило именно так.

Даже сейчас, когда её босые ступни касались грубых полений, спина опиралась на плохо отесанный столб, а руки были крепко стянуты за спиной, она не жалела ни о чём. Ибо ей было подарено больше, и она считала, что не в праве винить судьбу или его.

В этом и была разница между ней и волками.

Тихие ровные шаги эхом разносились по лестнице и коридору.

Их ничем не прерываемый шелест говорил, что человек никуда не торопится и что проходит здесь уже не первый и не десятый раз. Возможно, иди он по улице, никто бы не услышал его приближения, но то ли он специально давал знать, что идёт, то ли всему виной было узкое замкнутое пространство. Красный плащ, столь непривычный и вызывающий для большинства людей, ниспадал до самого пола и мягко покачивался в такт ровным движениям. Он, словно верный слуга, оберегал и укутывал, стремясь защитить хозяина от возможных опасностей. Слишком яркий, чтобы быть незаметным, и слишком смертоносный, чтобы не внушать страх.

Серые глаза были холодны и спокойны. Будь в них хоть тень ярости, их можно было бы назвать звериными, но в сердцах окружающих вспыхивал ещё больший ужас от мысли, что перед ними не животное, а человек. Безжалостный, уверенный в себе, видящий вас насквозь, человек. Имя которого – инквизитор.

– Убирайся, – раздался в тишине ровный, ничего не выражающий голос, хлестнувший подобно кнуту.

Стоявший у небольшой, крепко сколоченной двери стражник, торопливо поклонился, стараясь не встречаться с человеком взглядом, и поспешно направился прочь.

А когда тяжёлые шаги затихли вдалеке, в гибких пальцах мелькнул серебряный ключ. Раздался щелчок открывающегося замка, и дверь бесшумно распахнулась.

От неровного порыва ветра плащ взметнулся, но тут же успокоился, вновь опустившись как прежде.