Лесная невеста

Кривуша не пела со всеми, губы ее были крепко сомкнуты, словно она поклялась не открывать рта. Ее напряженный взгляд теперь не отрывался от неверного жениха. Вот он шарит за пазухой; вот в его руке мелькнула светлая палочка веретена.

Как же мне, девице, веселой быть?
Как же мне, красной, не задумываться?
Что же там у батюшки задумано?
У родимой матушки загадано?

– пела Дивина, поглядывая то на весело пылавший огонь, то на нарядных подруг.

Вдруг перед ее лицом появилось веретено; вскинув голову, она увидела широкое лицо Гордени, смотревшего на нее в упор, с многозначительной улыбкой. Дивина слегка опешила: она не раз говорила, что не думает идти замуж, чтобы ее не считали невестой, и вот ей все-таки предлагают ею стать! Качнув головой, она взяла у Гордени веретено – в случае отказа от сватовства его возвращают пустым.

И тут случилось нечто невиданное. Едва она взяла поднесенное, как Кривуша метнулась к ней, вырвала из рук веретено, решительным движением сломала его, бросила под ноги и, одерив соперницу ненавидящим взглядом, вылетела вон из беседы. Все только ахнули – а ее уже не было, только обломки на земляном полу…

На другой день Кривуша сама пришла к Елаге. Дивина в это время ходила за водой, вернее, она шла рядом с Горденей, который нес ее ведра, и в десятый раз объясняла, почему не может выйти за него. Он слушал, кивал, как будто все понимал, но тут же начинал заново. Еле-еле она от него отделалась возле самых ворот.

Меньшую сестру прежде замуж отдают.
А меньшая сестра чем же лучше меня?
Лучше меня или вежливее?

– в задумчивости пела она вчерашнюю песню, поднимаясь на крыльцо.

Меньшая сестра ведь ни прясть, ни ткать,
Только по воду ходить, с горы ведра катить.
Уж как станьте вы, ведерочки, полным-полны,
Полным-полны, с краями ровны!

Войдя из сеней в избу, Дивина поставила ведра, подняла голову и прикусила язык: песня оказалась в руку и притом некстати. У стола сидела Елага, а напротив нее стояла Кривуша. Никак не ожидавшая ее здесь увидеть, Дивина охнула и остановилась у двери.

Заметив Дивину, Кривуша посмотрела на нее долгим темным взглядом, и в нем была такая тяжелая, упрямая ненависть, что Дивина даже не осмелилась поздороваться.

– Ну, не хочешь – я себе в другом месте помощь найду! – сказала Кривуша зелейнице, словно пригрозила. – Все равно по-моему будет! Все равно не уступлю! Только смотри, как бы и вам хуже не было!

С этими словами она выскочила из избы; Дивина посторонилась, пропуская гостью, а иначе Кривуша оттолкнула бы ее.

– Чего она приходила? – в изумлении спросила Дивина у своей названой матери. – Чего хотела?

Елага качала головой, не хотела говорить, но Дивина не отставала.

– Приворотного зелья она хотела, – созналась наконец Елага с таким видом, словно и сама была отчасти виновата. – Ты, говорит… ну, дескать, твоя дочка у меня жениха отняла, а сама тоже… Сама не ест и другим не дает… Помогай, говорит, должна теперь мне жениха вернуть… А я ей: «Да что ты, девонька…»

О том, что было после этого, Дивина могла только догадываться. Где, когда, в лесу, или в поле, или над рекой, или на перекрестке двух дорог услышала Кривуша тихий голос из ниоткуда? Какими словами прельщали ее, обещая вернуть жениха, отомстить обидчикам? Никто ничего не ведал, и Кривуша вела себя тихо, больше не пыталась у колодца вцепиться в косу разлучнице, и на беседах вела себя как обычно, вот только была молчалива, а иногда вдруг принималась громко, невесело, как-то вызывающе хохотать.

Дней через десять прошел слух, будто Горденя заболел. Он не ходил на беседы, не появлялся у Елаги, из избы не показывался, а сидел дома, в самом дальнем от двери углу, и словно боялся света: если кто-то широко открывал дверь, он сердился и кричал, чтобы закрыли. Парень стал злобным, раздражался из-за каждой мелочи, бил младших братьев безо всякой вины и грубил родителям.

– Матушка Макошь, не знаю, что делать! – рассказывала Крепениха у колодца. – Того и жду, что меня саму прибьет! Как будто сглазили парня!

– Не по Дивине ли убивается? – сочувственно спрашивали соседки.

– Да не похоже на то! – отвечала та. – Приходила к нам вчера Дивина, так он в нее горшком запустил. И еще кричал, что ты, дескать, меня погубила, змея подколодная!

Мысль о сглазе напрашивалась сама собой. Сначала Крепениха, как мудрая женщина, пыталась снять порчу: каждое утро, подавая старшему сыну умываться, она приговаривала:

– Вода-матушка, возьми тоску с Горденюшки, унеси в сине морюшко! Как смываешь ты, вода, пенья, коренья, крутые берега, так смой ты тоску-кручину с белого лица, с ретива сердца! – И при этом заставляла Горденю умываться не обычным способом, а тыльной стороной ладони.