Пока Анненские читали, Наталья наблюдала за ними. Дима нервно пробежал текст, по крайней мере, трижды, прежде чем глаза его матери добрались до последней строки.
– И… что теперь? – непривычно робко спросила она.
– Да ничего теперь! Домой можно идти, только и всего.
Дима поднял на нее встревоженный взгляд.
– Ах ты, ми-и-илая! – Голосок Анненской тянулся, как растаявший сахар. – Ну уж спасибо тебе! Вот ведь и в милиции люди есть! А если что – приходи, тебя всегда устрою, знаешь куда!
Наталья вздохнула. Да…
– Спасибо, думаю, что обойдусь.
– Нет, не зарекайся, – по-свойски подхватила Анненская, – хотя… Горбишься на этих детей, а они тебя же потом так обделают! Вон мой… а какой золотой был ребеночек! Все в путешествия норовил отправиться. Как-то не спросясь сел на электричку да и укатил к бабке аж на Ветлугу! Ну я ему потом вломила! А свекровка все ныла: мол, жалей, Томка, мальца, не бей! Мало, мало я его била. Всю дурь так и не выбила. Ну погоди, придем домой, я тебе задам! – взвыла она, но больше, чувствовалось, для самоутверждения: едва ли для сына что-то значили материнские увещевания. Да и что она может сказать ему? Обругает лишний раз… И несмотря на свою неприязнь, Наталья ощутила и невольное сочувствие к Анненской. Ведь тот, кто должен быть для нее самым родным, – самый чужой для нее человек. Вот придут они сейчас домой, если Дима вообще не сбежит по дороге к какому-нибудь приятелю, – придут чужие. И Анненская обрушится на сына с бранью. И он, конечно, ей ответит. Да уж и мать у Димы… но ведь мать! Почему же он о ней совсем не подумал? Как он мог взять на себя такое обвинение?
– Дима, подожди еще немного, – попросила Наталья. – Надеюсь, ты понимаешь, что тебя действительно можно привлечь к ответственности за обман следствия? По сути дела, из-за тебя мы шли по ложному пути.
– При чем тут я?
– Но ведь ты же самым настоящим образом шантажировал Косихина и Шибейко, чтобы они подтвердили твои показания. Объясни, зачем тебе это было нужно?
Дима молчал. Анненская переводила взгляд с Натальи на сына.
– Что-то я не пойму, – в голосе ее вновь зазвучало раздражение. – Можем мы идти или нет?
– Одну минуту, – попросила Наталья. – Погодите.
– Да чего еще годить? До вечера тут сидеть? Кончено дело – так и кончено!
– Послушайте! – встала Наталья. – Ну неужели вам хотя бы не интересно, для чего ваш сын столько времени всех тут за нос водил?
– А я так вижу, что больше вам и делать нечего! Не туда смотрели, вот и водил.
– Ну, это вы так легко ко всему относитесь. А за что должны были страдать матери Косихина и Шибейко? Хорошо, мальчишки слабые, глупые, но при чем тут матери?