Лесная обитель

– За обедом с ним случился удар, и в сознание он пришел совсем недавно, – сообщил Гарик, один из старейших жрецов. – Мы послали за Бендейджидом.

Эйлан, откинув вуаль, взяла руку архидруида в свою ладонь.

– Арданос, – тихо произнесла она. – Арданос, ты слышишь меня?

Дряблые веки затрепетали. С минуту архидруид непонимающе смотрел перед собой, затем остановил взгляд на Эйлан.

– Дида, – прошептал он.

– Дедушка, неужели даже сейчас ты не узнаешь меня? Дида уехала на юг отбирать новых послушниц для Лесной обители. А я – Эйлан. – Ей было горько и смешно сознавать, что после стольких лет Арданос по-прежнему путает их.

Взгляд архидруида скользнул по украшениям, которые Эйлан надела, идя к нему. Старик тяжело вздохнул.

– Значит, это все-таки была ты…

– Арданос, – решительно заговорила Эйлан, – долг Верховной Жрицы повелевает мне сказать, что ты умираешь. Ты не должен уйти из этой жизни, не назвав своего преемника. Открой нам, архидруид, имя того, к кому перейдет золотой серп после твоей смерти.

Взгляд Арданоса застыл на лице Эйлан.

– Великая Богиня, я сделал все, что было… в моих силах, – прошептал он. – Мерлин знает…

– Но мы тоже должны знать! – воскликнул друид, ухаживавший за старцем. – Кого ты изберешь?

– Мир! – неожиданно окрепшим голосом произнес Арданос, словно приказывая им замолчать. – Мир… – повторил он на последнем издыхании. В горле у него вновь заклокотало, затем все стихло.

Первое мгновение никто не смел пошевелиться. Потом Гарик взял руку Арданоса, пытаясь нащупать пульс, подержал ее немного, считая про себя, и отпустил. Рука архидруида безжизненно упала на ложе.

– Он умер! – словно обвиняя старика, сказал друид.

– Мне очень жаль, – произнесла Эйлан. – Как вы теперь поступите?

– Нужно созвать всех членов нашего ордена, – ответил другой друид, сразу же приступая к делу. – Ты можешь идти, госпожа. Твоя миссия здесь окончена. Мы поставим тебя в известность, как только боги помогут нам принять решение, поскольку они не сочли нужным выразить свою волю устами Арданоса.

Миновало пятнадцатое лето с тех пор, как к власти пришел император Домициан. Погода установилась безветренная, в воздухе висела духота, как бы в преддверии надвигающейся бури, которая, казалось, клокотала где-то у самого горизонта. Гай, проезжая на коне по улицам Девы, не мог избавиться от ощущения, что вот сейчас, сию минуту, загрохочет гром. Однако маялся не он один. Город полнился пронзительными, злобными голосами торговцев; в казармах и в винных лавках не прекращались потасовки; не утихали слухи о бунтах и мятежах. Даже его конь, казалось, поддался всеобщему беспокойству: он то становился на дыбы, то вдруг начинал идти боком.

«Сентябрьские иды… сентябрьские иды…» – дробью проносилось у него в голове под цокот копыт. С того самого дня, как Мацеллий сообщил ему дату восстания, Гай потерял покой и сон. Отец его полагал, что местные племена поддержат заговорщиков, но Гай не был в этом уверен. В междоусобной борьбе Орлов Римской империи мог быть только один победитель – Вороны. Стоило ли рисковать всеобщим спокойствием – даже ради свержения Домициана?

«Когда все это закончится, я буду рад посвятить остаток жизни возделыванию своих земель, – думал Гай, потирая глаза. – Быть заговорщиком – не по мне».

И надо же так случиться, что архидруид, который был своего рода фактором стабильности в стране, решил умереть в самый неподходящий момент. Если бы Гай верил в христианский ад, о котором постоянно твердила Юлия, он, наверное, с досады пожелал бы старику сгореть в преисподней. Одному Митре известно, кого жрецы назначат его преемником, и, даже если новый архидруид будет настроен дружелюбно к римлянам, потребуется немало времени, чтобы достичь с ним такого взаимопонимания, какое сложилось у Арданоса с Мацеллием. Как бы то ни было, известие о смерти архидруида заставило Гая принять важное для него решение. Теперь вопрос об усыновлении Гауэна отошел на второй план. Если в стране вспыхнет мятеж, ему следует прежде всего позаботиться о безопасности сына. Осведомители Мацеллия подтвердили, что Эйлан по-прежнему является Верховной Жрицей. Заручившись письмом от легата, в котором тот от имени Рима выражал соболезнования по поводу кончины Арданоса, Гай направлялся в Лесную обитель.

Собираясь к Эйлан, римлянин очень тщательно подбирал свой наряд. В конце концов он надел темно-красные штаны из оленьей кожи, желто-оранжевую тунику, вышитую по нижнему краю узором из листьев аканта, и бордовый плащ из неплотной шерсти, скрепленный на груди золотой брошью, – облачение в римском стиле, но с кельтским шиком. Хорошо хоть никто не требовал, чтобы он сел на коня в тоге. Но, повернув скакуна в аллею, ведущую в Лесную обитель, Гай забыл о своем пышном наряде; он почувствовал, что очень волнуется. Буквально перед самым выездом он повыдергивал первые седые волосинки, серебрившие виски. Эйлан долго не видела его – понравится ли он ей в этот раз?