Лесная рента в экономике России: оценка и эффективное использование

Лесное хозяйство СССР имело мощную научно-исследовательскую базу. Так, уже к 1975 г. в Советском Союзе действовало шесть только центральных отраслевых институтов (ЦНИИфанеры, ВНИИдревесины, ЦНИИмеханизации и энергетики лесной промышленности, ВНИПИэкономики, организации управления производством и информации по лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности, УкрНИИ механической обработки древесины, ЦНИИлесосплава) [Юркин (и др.), 1977, с. 2]. В общей сложности во всех профильных отраслевых научно-исследовательских организациях трудились 3 744 сотрудника6 . Кроме того, большое количество исследований по экономике лесной промышленности выполнялись в академических институтах: Институте экономики и организации промышленного производства СО АН СССР, Институте леса и древесины им. В. Н. Сукачева СО АН СССР и др. В этот период был выполнен целый ряд работ, в том числе использовавших методы эконометрического моделирования для анализа проблем лесного хозяйства (см., например, [Экономические проблемы лесохозяйственного производства, 1976]). Поскольку в советской экономической системе все природные ресурсы, а также производства, связанные с их добычей и переработкой, принадлежали государству, задача вычисления рентной составляющей стоимости леса была не самой важной задачей. Вместе с тем в 1970—80-х гг. был выполнен ряд работ по оценке ренты в лесном хозяйстве в рамках социалистической экономики [Блам, Воевода, 1971; 1973; Мкртчян, 1984].

Проблема исчисления природной ренты в российской экономике актуализировалась в конце 1990 – начале 2000-х гг., когда после политического и экономического безвременья наступила эпоха, которую впоследствии назовут периодом «тучных лет» – уверенного роста экономики страны на фоне благоприятной конъюнктуры мировых сырьевых рынков. В результате за последние 15 лет появились многочисленные работы, в которых предпринимались попытки оценки ренты по различным видам природных ресурсов [Gaddy, Ickes, 2005; Волконский, Кузовкин, Мудрецов, 2005; Гартунг, 2004; Кузык (и др.), 2004; Починков, 2013a,b; Синяк, Куликов, 2005; Эйсмонт (и др.), 2002], а также по разработке экономической политики, способствующей повышению эффективности распределительных механизмов [Ажогина, 2009; Амосёнок (и др.), 2013; Башкиров, Воронина, 2006a,b; Белоусов, 2005; Гурвич, 2010; Гурвич, Вакуленко, Кривенко, 2009; Гуриев, Плеханов, Сонин, 2010; Гуриев, Сонин, 2008; Гуриев, Цывинский, 2011; Данилов-Данильян, 2004; Львов, Кимельман, Пителин, 2004; Полтерович, Попов, Тонис, 2008; Рюмина, 2001].

В п. 1.2 рассматриваются вопросы собственно оценки лесной и других разновидностей природной ренты, а пути повышения эффективности ее изъятия – в п. 1.3.

Основная часть работ по оценке природной ренты исследует нефтегазовый сектор, поскольку на сегодняшний день львиная доля доходов российского бюджета формируется за счет поступлений от экспорта углеводородных ресурсов. Кроме того, задача определения нефтегазовой ренты, по мнению авторов, относительно менее сложна, чем, например, исчисление лесной ренты, поскольку в лесном комплексе в отличие от нефтегазового представлено большое количество малых и средних предприятий, что резко снижает прозрачность бухгалтерского и статистического учета их деятельности. Такое положение создает благоприятные условия для формирования мощнейшего теневого сектора, количественная оценка которого представляется весьма трудной задачей. При этом нефтегазовый сектор является относительно прозрачным для государственной статистики, поэтому макроэкономические оценки нефтегазовой ренты могут быть в высокой степени достоверными.