Лесная смерть

— Однажды я видела ее — она сидела в своей машине. В том лесу, что за Ля Фютэ. Сама я туда приехала в поисках подходящей местности для велосипедных гонок в вербное воскресенье. Это было где-то часа в три или четыре дня. Сначала я заметила только машину, припаркованную за небольшой рощей, и тут же подумала о том, что напоролась на парочку влюбленных. Поэтому, естественно, постаралась вести себя потише, дабы не испортить им настроения. А потом вдруг заметила, что это — машина Софи. Ничего дурного мне и в голову тогда не пришло, однако все это выглядело несколько странным — у меня, знаете ли, даже мурашки по коже побежали… Солнце било прямо в стекла, так что внутри ничего не было видно. Естественно, мне вроде бы следовало подойти и поздороваться с ней… но что-то удерживало меня — наверное, так называемое «шестое чувство», у меня ведь страшно развита интуиция; и представьте себе: в этот самый момент дверца с правой стороны машины отворяется, выходит он, на ходу приглаживая волосы рукой, и отправляется к ближайшему дереву, чтобы справить малую нужду, — по-моему, это так вульгарно! И вообще: что он мог там делать, запершись посреди леса в машине с Софи? Именно в таких случаях поневоле приходишь к определенным выводам, нисколько не желая опорочить ближнего своего, правда? Поэтому я, разумеется, затихла, как мышь под метлой. Он вернулся в машину, та почти сразу же тронулась с места; они проехали совсем рядом со мной, так меня и не заметив: я присела на корточки в густых зарослях крапивы — представляете, как эта крапива искусала меня; короче, я видела их, и вполне отчетливо! Блаженно улыбающуюся Софи и его — с чисто животным удовлетворением на лице… Никогда не думала, что он на такое способен.

Кто «он», черт побери?

— Я ничего не стала говорить Жан-Ми, чтобы не огорчить его, но устроила все так, что постепенно мы стали встречаться с ними все реже и реже. Я же вовсе не обязана становиться сообщницей того, что они творят. И подумать только: Софи и Маню — безумие какое-то…

Маню? Она сказала: «Маню»? Но он-то тут при чем? Ведь это должен быть вовсе не Маню, а Поль! Да ты, наверное, ошиблась!

— Кстати говоря, наша бедняжка Бетти вполне могла бы уделять мужу побольше внимания — вместо того, чтобы пытаться заполнить свою духовную пустоту пророщенной пшеницей. А он — с этой черной бородой и пронзительным взглядом — всегда казался мне похожим на какого-нибудь Распутина… Брр… Однако я все болтаю и болтаю — наверное, надоела вам уже до смерти…

Ничего подобного: в кои-то веки ты говоришь именно о том, что меня действительно волнует; ну же, продолжай!

Но нет: теперь она рассказывает мне о деревьях, о том, как с них падают листья, о грядущей зиме и о том, что, судя по кожице лука, эта зима будет довольно суровой; о войне в Югославии, о голодающих народах Африки, о тех трудностях, с которыми ей приходится сталкиваться, собирая одежду и медикаменты для нуждающихся семей, о людском бесчувствии и равнодушии, а я тем временем беспрестанно повторяю про себя: «Маню и Софи, Софи и Маню» — словно некую мантру, способную привести меня к Откровению. После такого вот «веселенького» денечка, естественно, хочется покоя, и мне не терпится поскорее вернуться домой — тем более, что Поль, как выяснилось, считает меня шпионкой. Теперь он уже не жаждет потискать меня втихаря среди ночи — прошли те времена. Или у нашего дорогого Поля появились другие, более увлекательные занятия? К счастью, вчера вечером звонила Иветта: она уже совсем выздоровела и послезавтра заедет за мной на машине — разумеется, в сопровождении Жана Гийома. А здесь обстановка по-прежнему накаляется; Поль и Элен ссорятся чуть ли не беспрестанно. Она без конца принимает транквилизаторы, а он после этого кричит на нее. И все время твердит ей о том, что она нуждается в помощи врача. В данный момент мою коляску припарковали в столовой. Виржини — как ни в чем не бывало — смотрит телевизор.

— Виржини! Будь добра, убавь громкость! — рычит Поль.

Виржини включает звук еще громче. Дело явно идет к очередной семейной сцене.

— Ты что, не слышишь? Сделай потише этот проклятый звук, и немедленно!

Никакой реакции. Пингвин продолжает орать не своим голосом на Бэтмэна.

— Да черт возьми! Издеваешься ты надо мной, что ли?

— Ой, отпусти меня! Мама! Мама!

Шлеп-шлеп — возвратно-поступательное движение, причем с немалым приложением силы — Виржини в ответ на это издает жуткий вой, подобный звуку пожарной сирены. Немедленное вмешательство Элен — она явно вне себя от возмущения:

— Отпусти ее сейчас же, негодяй ты этакий; и впредь не смей к ней даже прикасаться, ты не имеешь никаких прав по отношению к ней!

— Будь повнимательнее к тому, что ты говоришь, Элен!

Ситуация осложняется. Должно быть, он отпустил-таки Виржини, ибо теперь откуда-то из угла доносится лишь тихое шмыганье носом.

— Я говорю то, что хочу, и тебе меня не запугать!

— Прошу тебя: прекрати все это!