Лесная свадьба

— Деньги? Думаешь, у меня денег нет?! На! — и он вытянул из кармана красную бумажку. — Но… этим голодранцам не давай, — Микале криво ухмыльнулся и ткнул пальцем в сторону столпившихся у ворот ребят. Те смущенно опустили головы.

Тогда он запустил руку в карман и достал горсть орехов, сыпанул их с размаху на лужайку, будто зерно цыплятам:

— Налетай! Собирай!

Дети бросились к орехам, а Онтон Микале, выгнув грудь колесом, с песней направился дальше:

Есть у меня черный мерин в запряжку,
Есть и красавица — посадить в коляску…

Не много времени прошло, как то из одного, то из другого дома стали доноситься песни. Совсем неожиданно послышался вдруг истошный крик: «Убивает!» Взлохмаченная молодая женщина выскочила на улицу и дико закричала:

— Спасите! Соседи, пожалейте-е!..

А вслед ей из окна полетели кочерга, сковородник, глиняный горшок, плошка и прочая утварь.

— Курва, шлюха, убью! — ревет в доме мужской голос, и вторит ему плач малого ребенка…

Праздник начался.

В это время с другого конца в деревню вошел человек и присел на бревна, сложенные у крайней избы.

На нем пропыленная солдатская одежда, поблекшая фуражка с пятиугольной красной звездой, подбородок и щеки черны — верно, давно не брился. Путник сбросил с плеч котомку и пристроил ее у ног. Некоторое время он сидел так, задумчиво поглядывая на деревню.

Деревня шумит, гуляет: от ворот к воротам с песнями ходят супружеские пары, а безмужние — в обнимку друг с другом, напевая:

Крепкий, словно дуб,
Был у меня муж.
Тонкая, словно ива,
Была я сама.
И как птицам парою
Жить бы нам…

И, не допев, умолкают вдруг женщины, промокая уголком платочков глаза.

Наделала бед затянувшаяся война. Некоторые девушки, так и не став женами, успели обзавестись детьми. Что уж говорить о солдатках… Потому-то и выгонял из дому подвыпивший Ямшык Ондрий свою жену, нагулявшую ребенка без него. Япык, сын Онтона Микале, увидев это, хохотал до упаду. Сам он как-то сумел отвертеться от службы.

«Микал Япык через Волгу солдатом плыл, а на тот берег дезертиром ступил», — говорили одни.

«И что бы бабы делали без него?» — смеялись другие.

Еще и война не кончилась, а Япык уже дома околачивался, искал «счастье», нашептывая на ушко разные разности доверчивым солдаткам и вдовушкам. В последнее время, разглядывая на смотринах новорожденных, кумушки подхихикивают и шутят: «Ребенок-то весь в Микала Япыка».

Подвыпив, женщины вспоминают свое девичество, проклинают сиротскую вдовью участь и всхлипывают, утирая глаза, будто обиженные кем-то девчонки.

Женская судьба — что осенний день, говорят в народе. И солнцем одарит, да тут же и дождичком окропит. Да и нет, наверное, таких женщин, что горя не мыкали.

Посидев немного и поглядев на праздничную сутолоку, солдат встал, накинул шинель, повесил на плечо котомку и пошел по улице, прихрамывая на левую ногу. Был он, кажется, чем-то озабочен, хмуро глядел на гуляющую деревню. Но кто же это?

Это — наш герой, Николай Григорьевич Головин. В деревне его называли Кргори Миклаем. Здесь он родился, здесь вырос. Еще мальчишкой ходил с отцом сплавлять лес по Волге. Наслушался разговоров в сплавных артелях о воле, о социалистах, революционерах. А уж после Октябрьской революции ходил по деревне с таким гордым видом, будто сам ее совершил.

Семнадцати лет, оставив молодую жену, пошел с отрядом добровольцев на Казань — бороться с мятежными белочехами. Встретившись у Волги с временно отступавшими красноармейцами, добровольцы присоединились к ним. С тех пор прошло три года. И вот он возвращается в родную деревню, к жене, к дому.

Но почему же соседи не встречают его, не пожимают руку, не расспрашивают? Почему же, встретившись, сторонятся? Быть может, не узнали, забыли…

А и верно — трудно узнать в этом худом, сумрачном солдате веселого и бойкого когда-то парня, каким оставался Миклай в памяти односельчан.

— Смотрите, солдат-то в дом Миклаевой жены заходит, — сказала подружкам одна из девушек, кучкой стоящих у лавки Кавырли.

— Солдат к солдатке всегда зайдет, — обронила вторая.

— Да уж не сам ли Миклай пришел? — заинтересовалась третья.

— С того света не возвращаются.

— А ты откуда знаешь, что он мертвый?

— Дак она ж сама говорила: в последнем письме написал, что ранен, а потом ни слуху ни духу — ни одной весточки не подал.

Что бы ни произошло в деревне, весть об этом сразу же разносится по округе. Все только и будут судачить об этом событии: и мужики, и бабы, и старики, и дети…