Лесная тень (СИ)

Когда мы дошли до последнего дома, тело как раз ввозили в город. Мужики уложили его на тележку и прикрыли грязной тряпкой. Народ возбуждённо загалдел и выстроился в кольцо вокруг них. Хотелось зрелищ.

Кто-то скинул с тела тряпку, по толпе пролетел громкий шёпот, как будто что-то мешало говорить во весь голос в присутствии покойника. Я пыталась протиснуться вперёд, но отодвигаться никто не хотел. Подпрыгнула, выглядывая через чьё-то плечо, его хозяин недовольно дёрнулся, сбросил мою руку и наконец пропустил.

Я плохо знала пасечника, поэтому не смогла бы определить по одежде, что тело принадлежало ему. Впрочем, ночью по голосу я его тоже не опознала. Наверное, поэтому Длинный тогда и помалкивал, уж его шепелявый говор ни с чьим бы не спутала. Сейчас оставалось только поверить людям. От лица и рук пасечника мало что сохранилось, да и в целом зрелище не было аппетитным. Рядом валялись остатки моей сумки, подобранные кем-то. К счастью, вещей в ней не сохранилось.

Одно я могла сказать совершенно точно — раны наносили когтями, и если те принадлежали волку, то это был очень крупный волк. Вероятно, голодный, загнанный и отчаявшийся, свихнувшийся, потому что просто ради еды даже зверь не станет так поганить свою жертву. С пасечником играли, но не ради забавы. Так в волчьей стае могла бы выглядеть месть, будь она присуща диким животным.

Плохо. Очень плохо, потому что вариантов было не так и много. Сама сотворить такое с пасечником я не могла, даже если предположить, что хотела. Запомнила бы точно. А волка я не видела. Не почувствовала. Там вообще никого, кроме людей не было, но предложи мне кто-нибудь поклясться в этом, отказалась бы сразу. Интуиция не позволяла. Колдовства я там тоже не видела и не ощущала, а это вообще аргумент очень сомнительный, медальон Финна мне проблем тоже не доставлял, только пугал немножко на вид, а в его колдовских свойствах можно было не сомневаться.

Народ тем временем заканчивал удовлетворять неуёмное любопытство. Толпа расступилась, освободила дорогу и наконец позволила увезти тело. Ночная прохлада погнала жителей обратно в трактир, где они могли продолжить обсуждать происшествие до самого утра. Ночка у многих выйдет бессонная. Родни пасечника не было видно, да и не плакал никто, так что в один из старых Хюрбенских домов ещё предстояло занести чёрную весть. Я могла бы посочувствовать вдове дважды, за то, как погиб её супруг, и за то, каким негодяем он оказался при жизни.

Недалеко от меня стоял Длинный, все разошлись, а он так и не сдвинулся с места. Громко икал в обволакивающей тишине, словно все звуки тоже ушли отсюда, осталось только это нелепое осознание правды. Раскаяние ли? Я в этом сомневалась. Он посмотрел на меня красными глазами, как будто задавал безмолвный вопрос — как же это случилось? Развела руками в ответ. Длинный помотал головой, долго и яростно, от пьяного усердия чуть не свалился на землю, но по выражению его лица я поняла, что это не помогало, пелена не спала, сон не закончился, реальность не изменилась. Ему предстояло жить с тем, что на тележке могло лежать его собственное тело.

— Чего днём-то его не проверил? — не выдержала я.

— Так у него же это… жена, ну.

— Ну.

Я хмыкнула себе под нос и отвернулась. Не собиралась жалеть Длинного, но из списка подозреваемых его можно было исключить, слишком болезненное непонимание стояло у него во взгляде. Такие не убивают. Прикрыть похождения старался, как мог, да и то корявенько вышло.

Ночь я провела в углу трактира, прислушиваясь к вялым теориям, которые со временем становились всё скучнее, и даже умудрилась неплохо выспаться, а хозяин позволил мне умыться и привести себя в порядок на кухне. Даже несмотря на то, что за комнату я в этот раз не заплатила, боялась запираться одна, любой замок мог послужить кому-то против меня. Привычный к странным гостям и приезжим всех мастей с большого тракта, хозяин не судил людей ни по виду, ни по слухам о них. Я и моя репутация ему отнюдь не мешали, пока из-за них никто не пытался устроить вместо ужина погром, а таких людей точно не находилось.

Был в моей жизни и ещё один человек, который никогда не судил меня за проступки, только в этот раз я совсем не хотела проверять, где же кончалось его терпение. Сама понимала, что глупость зашла слишком далеко.

— У тебя нет? — привычно спросил брат и окинул меня настороженным взглядом.

— У меня нет, — улыбнулась я и забралась на кровать рядом с ним.

В комнате пахло клеем и кожей, Монти пытался вспомнить, чем зарабатывал на жизнь. Говорил, что память есть даже у рук, потому, если однажды научился, никогда не сможешь потерять навык. Мне такое предположение казалось слишком уж оптимистичным, но я не спорила, не хотела портить его мир, который казался мне во многом лучше — веселее — моего. Возможно, это было именно то, чего моему характеру всегда не хватало, я даже глупости творила с азартом, но в ожидании неизбежного наказания. И оно, увы, приходило.