Покачал головой мой друг неодобрительно, но настаивать не стал. Я же на Ярину смотрела и чувствовала — тяжело ей. Балансирует на грани. Знает, понимает всё — а противиться зову истинной хозяйки ей сложно. И становится сложнее с каждой секундой.
— Иди ко мне, — попросила осторожно.
А Лесе приказ передала:
«Оборону держи, сложная ночь будет».
Ярина скользнула ко мне кошкой древесной, на руки забралась, прижалась, дрожит. Обняла её, погладила успокаивающе, а зов нарастал. Всё сильнее и сильнее. Я его чувствовала. И тут снова сигнал от аспида, и всё то же самое повторяют ауки, да втрое громче от прежнего, я от их рева чуть не подпрыгнула!
Но успокоилась вдруг Ярина.
И я начала понимать, что происходит что-то дурное, очень дурное.
Посмотрела на Гиблый яр, на душе было тревожно, напряжённо, но я решилась.
— Веся, не… — начал было леший.
Да кто ж меня остановит.
Держа чащу на руках, я спустилась к воде, и прошептала:
— Водя, мост мне нужен или какая другая переправа на берег тот.
Водяной не ответил — видать занят был, но зато прислал кракена.
Чудище глубинное явилось, блестя в лунном свете, да щупальце ко мне протянуло — ступила осторожно к нему, в воду по колено заходя, вздрогнула, когда щупальце обхватило поперёк живота, а дальше уже не так страшно было.
Кракен плыл рывками, а меня держал по пояс в воде, или поднимал вверх, когда очередной рывок совершал.
Плыл быстро, за несколько минут, у Гиблого яра оказались. Я направляла, а потому высадил меня монстр чуть левее от места высадки войска моего войска. Но не уплыл, рядом остался, щупальцами вокруг меня заслон выставив — Водя знал, чем рискую, вот и берег.
«Веся», — позвал леший мысленно.
И получилось, я услышала. Ярина моей связью с лесом была, на Ярине связь и держалась. И держа кошку древесную на руках, я опустилась на землю и попросила:
— Покажи, всё покажи.
И едва глаза закрыла, хлынуло в меня всё существо Гиблого яра, вся мощь, и вся тяжесть. Да такой силы был этот погибший лес, что не сиди я на земле — упала бы. А так лишь рукой уперлась, чтобы усидеть — на этой траве лежать было опасно. Понимала это и Ярина — оплела ладонь мою, а следом и меня лианами, так словно сижу я на лежанке со спинкой, и на спинку эту опереться можно было, а то для меня большим облегчением стало.
Села удобнее, глаза закрыла, да вновь вдохнула жизнь этого леса и почувствовала всё, весь лес. Как если бы по мне нежить бежала, да по мне уверенной поступью шёл аспид, я всё чувствовала, но увидеть не могла.
«Я послал филина, знаешь его — крыло ему по весне лечила», — сообщил леший.
«Спасибо»…
Рывок и я вижу всё глазами филина.
Чёрно-белым лес видится, тёмными фигуры по нему следующие, да чернее всех нежить, от того тяжело разглядеть её, тяжело различить, лишь инстинкты птичьи и дают понять — не чисто дело тут, опасность великая. Великая, да только… не согласованная, разрозненная и нервная. Оно и было от чего нервничать — лесные ведуньи мчась к своей убийце Велимире, от нежити требовали подчинения и чтобы тоже мчались умертвия ведьму убивать, да только у нежити свои инстинкты имеются, и каждый раз, когда слышали они рев да вой аук, что имитировали нежити крик, то и останавливались. Дилемма у них была — с одной стороны к окраине леса бежать надобно, ведуньи требуют, а с другой рев от реки раздается, а значит туда бежать надобно-то. Но и третья сторона в этом была — ведуньи тоже крик слышали, от того медлили, хотели дождаться подкрепления, не ведая, что не воинство мёртвое там, а фантом-обманка. Умён аспид, ох и умён, хоть сиди, да и восхищайся — разобщил он нежить, ослабил, растянул по лесу, заставил в инстинктах нежить сомневаться, и теперь бери и уничтожай умертвия хоть мечом обычным.
Вот только права я была — Велимира стоять да смерти ждать не собиралась.
Она, именно она убила ведунью Гиблого яра, она её погубила, а потому… потому именно Велимира и силу ведуньи этого леса и имела. И силу, и власть. И сейчас, чувствуя что происходит, Велимира призывала подвластную ей Заповедную чащу. И зов становился всё сильнее! Велимира была ведьмой, и как ведьма, она Чащу не ощущала, только власть свою над ней чувствовала, и потому не ведала — не до боев сейчас Ярине, не до сопротивления, Заповедная чаща ныне на соломинке держится. И вот любая ведунья бы это поняла, а ведьме то неведомо, да и не интересно, плевать ей на Чащу, и на Лес этот тоже. Велимира как квинтэссенция зла — оголтелого, безжалостного, бессмысленного зла.
— Держись, — мне вслух того говорить не надобно было, Чаща моя и мысли мои услышит, если обращусь, но я сказала, мне так проще было.
Сказать-то проще, а вот что делать я не знала, и времени на раздумья у меня не было.
Велимира звала, зов нарастал, зов становился сильнее. Сколько ещё продержится Ярина? Минуту, две, может три, а после подчинится ведь, и, подчинившись, погибнет — беречь её ведьма не станет, и о сохранности её не подумает даже.