Лесная ведунья. Книга третья

– Обдумать нужно все, – помолчав, решила я. – Навкару создать непросто – а кто-то создал. В яру заповедном создать область, для лесной ведуньи не ощутимую крайне непросто – но кто-то создал. Тут думать нужно. То, что во врагах у нас чародей один это дело понятное. То, что ведьмы-изменницы есть – тоже ясно. А вот как давно это есть?

– И сколько навкар у них? – добавил к моим вопросам свой лешенька. – И только ли навкары?

А вот это уже совсем страшный вопрос.

– Чего побледнела? – вопросил леший. – На территорию леса Заповедного ни одна навкара не проникнет, чащу уж проинформировал, да она и сама с такой напастью справилась бы.

– На территорию леса – нет, не проникнет, – согласилась я, – вот только вокруг леса деревеньки человеческие, лешинька, а одна навкара всю деревню за ночь вырезать вполне может.

Нахмурился леший, насупился. Да, будь я ведуньей простой я бы о таком и не подумала, но я ведьма, мне за людей тревожно тоже.

– Поднимайся из воды, отнесу в бор сосновый, – сказал леший, и сам поднялся. – Вечер нынче утра мудренее будет, так что вечером поговорим.

Тут он прав был, полностью прав.

***

Наспех поев после теплой бани, я покинула избу в обнимку с одеялом, и вскоре практически спала, едва устроилась на теплой хвое Соснового бора. Наверное, только здесь поняла, насколько сильно устала, но это было только начало. Совсем начало. Рядом со мной лежали две клюки, леший обе оставил, берегся, и вот теперь они присматривались друг к другу, и тянулись одна к другой. Тонкая, светлая моя клюка, в которой силы было так много, и большая широкая черная клюка яра Гиблого, в которой силы еще только просыпались. Со временем, я уже знала, они станут равными – станут отражением меня и будут обе тонкие, но крепкие, способные гнуться, но не ломаться, скрывающие потенциал, но готовые принять любой вызов судьбы. Одно их от меня отличало – рыдать не будут, и больно им не будет тоже.

***

Не люблю сны. И есть за что не любить – все они почему-то о прошлом. О том прошлом, которое уже не вернешь, не возвратишь, и которое возвращать не хочется вовсе.

Огромный бордовый зал, алые спинки кресел, лепнина в позолоте, сцена, ярко освещенная, и тонкая девичья фигурка, в сковавшем ее стан черном платье, приковывает взгляды к себе трагедией, что всем была известна.

Ее звали Оливия Андерас. Прима оперного театра. Ее голос завораживал, ее талант признавали даже критики, а ее жизнь была уничтожена. Уже тогда была уничтожена, но о второй трагедии в тот вечер еще никто не знал.

«В миг, когда накроет,

Мрак небытия,

Старый черный ворон,

Пропоет «Беда».

В миг, когда иссякнет,

Жизни тихий свет,

Для меня настанет,

Сумрачный рассвет.

Но когда рассудком,

Завладеет ночь,

Помни – я любила,

Но не смогла помочь».

Я не была единственной ведьмой в опере в тот жуткий вечер, с нами, Тихомиром и Кевином, пошли еще две ученицы и две преподавательницы школы Славастены. И чудовищное предзнаменование почувствовали мы все. Одна из наставниц мгновенно поднялась, и покинула нас, в спешке вызывая магов. Вторая достала серебряное блюдце, связалась со Славастеной и та приказала Тиромиру немедленно покинуть концерт. Мы, ведьмы, почувствовали неладное, у магов такого предчувствия не было, и единственным, что заставило Тихомира послушать мать была я. Я его, откровенно забавлявшегося нашей нервозностью и страхом, просто взяла за руку и повела за собой – мне он не отказывал никогда. И потому, когда я, едва выйдя из отдельной ложи, практически побежала по лестнице вниз, Тиромир бросился за мной, встревоженный моей тревогой. Наша наставница внизу тем временем уговаривала стражу вызвать магов немедленно, но те едва ли послушались ее. Зато им пришлось подчиниться Тиромиру. Магов вызвали, но первым в оперный театр прибыл Ингеборг – его Славастена вызвала.

Нас отправили в экипаж, а Ингеборг, Кевин и Тиромир бросились в зал.

Наутро в газетах впервые появилось страшное слово «Навкара». Более двадцати погибших, сотни раненных, но лишь благодаря Ингеборгу и Тиромиру эти сотни остались живы. Исключительно благодаря им. Король объявил благодарность обоим, их награждение прошло в королевском дворце и широко обсуждалось в прессе, а я читала все заметки Кевину, лежащему в магическом госпитале, и с тревогой присматривалась к его поведению. В палате дежурило двое магов, на шее Кевина угрожающе темнел серебряный ошейник, но он скрывал то, что выглядело еще угрожающее – разорванное горло. Первым, на кого напала навкара был Кевин, его отправили отвлечь нежить на то время, пока Тиромир и Ингеборг спасали людей. И Кевин отвлек как смог, а смог лишь собой.