Лесник

Когда флот оказался в полной готовности, Монбар устроил ему смотр.

Командиры заранее отправились на свои суда, и все экипажи находились в полном составе.

Войско состояло из восьми тысяч пятисот человек, вместо семи тысяч, на которые рассчитывали. Таким образом, десантное войско было на тысячу пятьсот человек больше, чем предполагалось, потому что число людей, изначально определенное Монбаром для охраны кораблей, осталось неизменным.

Каждый доброволец был обязан иметь свое оружие, два фунта21 пороха и пули и, кроме того, съестных припасов на целую неделю.

Таково было постановление на всех флибустьерских судах.

Выгода его заключалась в том, что это значительно уменьшало расходы, что было особенно важно в такой экспедиции, какая предпринималась теперь.

Понятно, что Монбара интересовала в основном готовность оружия и наличие боеприпасов и провизии, что же касается самих судов, то он давно знал их превосходные ходовые качества, прочность и прекрасную оснащенность.

Смотр состоялся. Он был произведен тщательно, придирчиво и в высшей степени строго, тем не менее Монбар вернулся на берег исполненный радости: он не имел повода сделать ни одного упрека, ни одного замечания.

Если он знал флибустьеров, то и они знали его, им было известно, как он строг даже относительно мелких, на первый взгляд, подробностей, от которых, однако, нередко зависит успех экспедиции. Разумеется, они приняли меры к тому, чтобы он остался доволен во всех отношениях.

В губернаторском доме опять был созван военный совет по предписанию главнокомандующего.

Пора было выступать в поход, терять время на рейде не следовало, особенно с людьми, которые, имея перед глазами родную землю, ежеминутно против воли испытывали приступы непокорности, и было ясно, что они полностью подчинятся дисциплине только после нескольких дней плавания в открытом море.

Командующий экспедицией намеревался также представить свой план действий и всесторонне обсудить его со своими помощниками, прежде чем окончательно приступить к его исполнению.

Ровно в полдень двадцать один пушечный выстрел из форта возвестил об открытии заседания совета.

Флот ответил залпом из всех орудий.

Ничем нельзя описать тот оглушительный гром, что был произведен тысячью пятьюстами орудиями, грянувшими одновременно.

Грохот этот, подхваченный эхом, разносился все дальше и дальше и наконец замер в ущельях Черной горы, где долго еще гудел грозными раскатами.

От каждого адмиральского судна отделилась шлюпка и на веслах пошла к пристани. Из этих шлюпок высадились на берег все высшее флибустьерское начальство.

Отряд войска ожидал их на пристани для почетного караула.

У дверей губернаторского дома флибустьеры были встречены Монбаром, д'Ожероном и его племянником Филиппом.

Губернатор по своему обыкновению принимал гостей роскошно и на широкую ногу; однако закусили скорее для виду — время было дорого — и вскоре прошли в залу совета.

Береговые братья, такие беспечные относительно будущего, чья жизнь на суше, когда они оставались не у дел, была рядом чудовищных оргий, невероятных прихотей и сумасбродств, которых не опишешь никаким пером, едва только им западала в голову мысль об экспедиции против испанцев и план этот необходимо было осуществить, моментально перерождались; в них происходило превращение самое полное и коренное. Пьянство, разгул, праздность — словом, все пороки, которые оспаривали первенство в этих странных натурах, вдруг сменялись умеренностью, покорностью, лихорадочной деятельностью и всеми качествами, которые в данное время создают если не великих людей, то, по крайней мере, героев.

Едва ли не в этом и крылась тайна их бесчисленных и блистательных успехов во всем, за что бы они ни брались.

Все в великолепных мундирах, расшитых золотом и драгоценными камнями, с толстыми шнурками на шляпах, высшие флибустьерские предводители оставляли далеко позади себя самых щеголеватых вельмож при дворе Людовика XIV, роскошь которых всегда немного отдавала расчетом, так что любой посторонний, случайно столкнувшийся с ними и не будучи в курсе дела, непременно принял бы их за принцев крови.

Простые Береговые братья, грязные, растрепанные, едва прикрытые жалкими дырявыми лохмотьями, все в жиру и дегте, любили видеть своих предводителей в блистательном наряде; пренебрегая роскошью для себя, они ставили ее, так сказать, в непременную обязанность своим командирам, которым повиновались с тем большим рвением, преданностью и уважением, чем больше они гордились ими. Сами командиры знали это и, разумеется, не упускали из виду свой долг удовлетворять этому требованию.

Тем не менее разница в костюме составляла одно лишь мнимое различие между командиром и матросом; на берегу они шли рука об руку в самые грязные кабаки напиваться вместе или играть, чтобы просаживать или выигрывать баснословные суммы.