Лесник

— Этого же человека, доложу вам, я просто полюбил от души; он храбр, честен, предан, я готов за него ручаться.

— Монбар знаток в людях и очень хвалил мне его.

— Стало быть, мы можем не волноваться. Разговаривая таким образом, Лоран с помощью Мигеля надел богатый костюм, на груди его красовался орден Золотого Руна, который в то время давали кому-либо чрезвычайно редко и за одни только величайшие заслуги.

Мигель улыбнулся, заметив, как Лоран небрежно прикалывал его.

— Чего зубы-то скалишь? — спросил мнимый граф. — Разве я не имею права носить этот орден?

— Да сохранит меня Бог сомневаться в этом, ваше сиятельство! — с живостью возразил буканьер. — Бесспорно, вы более всякого другого имеете на него право, только мне смешно видеть орден Золотого Руна на груди одного из главных предводителей Береговых братьев, ожесточенных врагов Испании.

— Правда, для нас с тобой это противоречие очень забавно. Положил ты мне золота в карманы?

— Положил, ваше сиятельство.

— Подай теперь мои бриллианты.

— Я поеду с вами?

— Нет, черт возьми! Я еду на корвет «Жемчужина», а ты так горячо возлюбил это очаровательное судно, что способен наделать там гвалта. Ведь я знаю тебя, друг сердечный, как облупленного, и мне приходится принимать свои меры… Серьезно, Мигель, чем ближе развязка, тем хитрее и осторожнее должны мы поступать.

— Вы же обещали мне «Жемчужину»!

— И получишь ее, жадный человек, но потерпи еще немного.

— Хорошо, — проворчал Мигель, словно собака, у которой отняли кость, — подождем, но ведь один же вы туда не поедете?

— Я возьму с собой Шелковинку.

— Вот счастливчик! Только ему такая удача на роду и написана!

— Не приревновал ли ты, чего доброго? — засмеялся Лоран. — Лошади готовы?

— Ждут у дверей.

— Тогда я немедленно отправляюсь; не жди меня скоро, я пробуду на корвете несколько часов, сам еще не знаю сколько.

— Ладно. Они вышли.

На дворе Шелковинка — или, вернее, Юлиан, так как это было его настоящее имя, — предвидя, что поедет с хозяином, уже вскочил в седло, надев богатый костюм пажа.

Граф также сел на лошадь, махнул Мигелю рукой на прощание и отъехал от дома в сопровождении Юлиана и ливрейного слуги, который должен был привести назад лошадей.

Испано-американцы не знают иного способа передвижения помимо поездки верхом.

Редко можно встретить их пеших: как для самого кратчайшего переезда, так и для самого продолжительного они садятся на лошадь и, так сказать, всю жизнь проводят в седле.

Возбуждая всеобщее оживление, граф неторопливым шагом проехал часть города и наконец достиг гавани. Он сошел с лошади и сделал знак своему пажу также спешиться. Ливрейный слуга взял в поводья лошадей и тотчас повернул назад, а Лоран тем временем подозвал одного из множества лодочников, лодки которых лепились вдоль пристани, и велел отвезти себя на корвет капитана Сандоваля.

«Жемчужина» была великолепным судном, изящным, стройным, с низкой кормой и высокими, слегка наклоненными назад мачтами, которое содержалось в величайшем порядке. На корвете было двадцать четыре пушки. Построенный на верфи Фьероля, он славился как одно из надежнейших судов по прочности постройки во всем испанском флоте, который в то время оспаривал у голландского право называться лучшим в мире.

Капитан дон Пабло Сандоваль, несмотря на свою хвастливость, коей славятся уроженцы Андалусии, был действительно превосходным моряком безупречной храбрости; он любил свой корвет, как дорогую возлюбленную, и то и дело придумывал для него новые изящные украшения.

Лодка подъехала к корвету с правого борта; дон Пабло ждал графа у спущенного парадного трапа. Увидев на графе орден Золотого Руна, дон Пабло не мог удержать восклицания восторга.

Дон Фернандо улыбнулся, заметив это невольное волнение.

— Я хотел оказать вам внимание, — обратился он к дону Пабло, протягивая ему руку.

Графа встретили на корвете с почестями, приличествующими его званию.

— Не заставил ли я себя ждать, любезный капитан? — спросил граф.

— Нисколько, ваше сиятельство, пока что еще никто не прибыл.

— Любезный дон Пабло, сделайте мне одно удовольствие.

— Весь к услугам вашего сиятельства.

— Раз и навсегда бросьте все эти сиятельства и титулы, мы достаточно знакомы и подобный этикет совершенно излишен.

— Но как же прикажете называть вас, сеньор граф?

— Опять! Честное слово, вы неисправимы! — засмеялся гость.

— Но я, право, не знаю, как мне быть.

— Называйте меня просто доном Фернандо, как я вас — доном Пабло, вот и все!

— Если вы требуете этого…

— Я не имею никакого права требовать, капитан; я могу только просить, что и делаю.

— Пусть будет по-вашему, я повинуюсь.

— Благодарю, дон Пабло, вы меня искренне обрадовали, вы не можете вообразить, как мне в тягость все эти формальности! Я люблю простоту.

— Вижу, сеньор, и рад этому.

— Вот так-то лучше, любезный дон Пабло, вы привыкнете, я вижу.

— Желаете закусить?

— Мне пока не хочется, благодарю. Не воспользоваться ли нам свободной минутой, чтобы осмотреть ваш прелестный корвет?

Ничто не могло так сильно польстить самолюбию капитана, как подобное предложение; разумеется, он охотно согласился.