Лесное море

В этом Виктор нимало не сомневался. Он облегчил участь доктора и его любовницы и, значит, как сказал Кайматцу, должен возместить потерю и послужить науке за двоих… Там будут отрезать у него по кусочку руку или ногу, заразят паратифом, старательно вылечат и потом испробуют на нем же, как примется чума.

Везли их осторожно, чтобы, боже упаси, никого не обронить. И под усиленным конвоем: рядом с шофером — солдат, внутри на лавке жандарм с портфелем, второй солдат у выхода, а за каретой мотоцикл с прицепом. Карета на запоре, на руках — кандалы: не выскочишь, и нет надежды, что тебя застрелят «при попытке к бегству».

Кто-то, кто опирался на плечо Виктора и все время стонал, вдруг свалился в обмороке к нему на колени. Поднять и привести в чувство эту женщину (вероятнее всего, это была женщина) не имело смысла. Для нее лучше, если она, не приходя в сознание, умрет. Виктор крепче уперся руками в пол. Они все еще были измазаны. Вот таким он и видел со стороны себя и все: кучка грязи или кала, от которого даже очиститься невозможно.

Машина остановилась на мосту перед контрольным постом. Жандарм с портфелем вылез и подошел к сержанту. Они разговаривали, оживленно жестикулируя, — должно быть, старые знакомые. Сержант махнул рукой в сторону караульного помещения, словно говоря: «вот, слушай!» Там из репродуктора доходили какие-то сообщения о морском сражении. Говорилось, что к концу его у острова Мидуэй появились американские самолеты с авианосца «Хорнет»…

Услышав слово «Мидуэй», конвойный, сидевший подле Виктора, и шофер — оба выскочили из машины и побежали к караулке. Было ясно, что на Тихом океане произошло что-то такое, чего давно ожидали, и оттого они так взволнованы. Слушали сообщение с видом ошеломленным, растерянным: что же там — победа или страшное поражение?

Виктор лежал в фургоне у самого выхода. Доска была опущена, он видел перила моста на Сунгари и голову конвоира, стоявшего перед машиной. Подумал: «Вот все, что судьба могла послать мне: последний шанс умереть легкой смертью».

Он сдвинул с колен лежавшую в обмороке женщину, повернулся на согнутых ногах… Из глубины автомашины кто-то темный, трепеща, как птица, протянул к нему обе руки с безмолвной мольбой. Может, он хотел крикнуть, а может, и крикнул, что и он тоже хочет, чтобы и его тоже… Виктор уже не слышал.

Мгновенно высунувшись наружу, он сверху треснул конвойного кандалами по голове и вскочил на перила моста.

Он оказался в первом пролете моста, то есть не над водой, а еще над сушей. Где-то под ним, на двадцать метров ниже, простирался низкий каменистый берег, кое-где усеянный валунами. Сюда он когда-то ходил ловить раков.

Виктор оттолкнулся от перил, как от трамплина, и очертя голову, с чувством огромного облегчения полетел вниз.

Ударился обо что-то плечом, рванулся и почувствовал, что летит дальше. Падает, захлебываясь водой.

Он инстинктивно стал загребать руками, но мешала цепь — скованные вместе руки разом загребали воду, как лягушка лапками. Однако ноги были свободны, а Виктор был опытный пловец. Он выплыл. Выплыл механически — сказался навык. Но, наглотавшись воды, он задыхался, кашлял и плыл как во сне, пораженный тем, что он движется, что жив!

Бурная река неслась быстро, как всегда во время половодья. Очертания моста быстро отдалялись, были уже едва различимы. Справа и слева бежали все редевшие огни Харбина. Виктор понял: Сунгари вышла из берегов. Значит, сейчас июнь — паводок бывает в июне… Вода, как всегда, хлынула далеко за первое звено моста. Потому-то Виктор не разбился.

С моста пустили ракету. Виктор нырнул. Одной ноге было легко, на другой еще висел грузом валенок — и он стряхнул его. Все это, как и раньше, он делал без мысли и воли, инстинктивно. Тело снова было предоставлено собственным силам и боролось с разбушевавшейся стихией.

Волны то покрывали его, то выносили на поверхность. Порывистый ветер, ветер, который носится по просторам мира, обдавал его брызгами, вливал в легкие с каждым вдохом чистый воздух, и в нем не было и следа тех запахов, что в тюрьме и тюремной карете. С каждым сокращением мускулов и сердца росло напряженное ощущение жизни, и жадно хотелось продлить эту жизнь хоть на минуту, еще и еще…

«Умереть успеется, — думал он. — Это я всегда могу…»

И как бы в ответ сверкнул прожектор, ослепляя ярко горящим взором смерти.

«Не увидят! — убеждал себя Виктор, ныряя и затем на миг выставляя на поверхность только нос и глаза. — Ночью, да еще с такого расстояния. Нет, никак не могут».

Он изо всех сил плыл вперед, за город, подальше от людей… Он помнил — за островом Рыбачьим отходит вправо рукав — старое русло Сунгари. Там есть лесистые островки и озера, непроходимые камыши высотой в несколько метров, настоящая камышовая тайга. Если в них укрыться, не найдут и с собаками, хотя бы в облаву пустили целый батальон.