Лесное море

Мрачные эти болота выходили на большой луг с сочной травой, где водились бекасы и коростели, шумливые, драчливые, щеголяющие ярким оперением. Дальше за лугом Рог сужался делал изгиб, входя глубоко в озеро, и кончался песчаной горкой, где несколько исхлестанных ветрами сосен вздымали темно-изумрудное облако своих крон над необозримой водной пустыней.

Между соснами еще стоял шалаш из тростниковых циновок, в котором жил Виктор, когда охотился на болотных птиц или рыбачил на побережье Отрезанного Рога. Именно здесь он надеялся застать обоих беглецов. Но шалаш оказался пуст, заброшен, и не было никаких признаков, что здесь недавно побывали люди.

Виктор и Ашихэ пошли берегом, высматривая лодку Люй Циня. Обследовали весь Рог.

— Может, они спрятались в другом месте?

— Но поблизости нигде нет такого удобного и безопасного укрытия. Они непременно сюда придут. Подождем немного.

Они починили прогнившие кое-где циновки и, приведя шалаш в порядок, расположились в нем вполне удобно по сравнению со своими прежними стоянками. Теперь у них была крыша над головой, постель, вдоволь кукурузы, бобов и лука. Они могли безбоязненно готовить себе пищу: если бы даже Долговой и кружил где-то вокруг сожженной фанзы Люй Циня, он с берега никак не мог увидеть дым. Только от охоты пришлось отказаться — отголоски выстрелов несутся по воде далеко. Поэтому Виктор и Ашихэ, не трогая бекасов, ловили рыбу.

Погода стояла солнечная и безветренная, как всегда в эту пору года, когда уходящее лето, свершив все, что могло, дышит ясной умиротворенностью.

Дни начинались и кончались хлопаньем крыльев — шумели птицы, отправляясь в утренние и вечерние перелеты. С самого распсвета сероватое небо начинало гудеть от кряканья уток, гусиного гогота. Потом все рассеивалось по камышам, заводям, и на гладкой жемчужной поверхности озера уже только нырки сверкали на солнце белоснежной грудью. Их хохлатые головки то и дело высовывались из воды, как расшалившиеся гномики таинственного затонувшего мира, где раскинулись долины и леса, а быть может, и города, где меж скал редчайшие, почти слепые рыбы водных глубин, сонно обмахиваясь плавниками, колышут водоросли на памятниках исчезнувших из мира людей и богов, давно и окончательно забытых.

— Ю говорил, что в старые-престарые времена дракон, разгневанный злодеяниями и глупостью людей, перевернулся на другой бок внутри священной горы Байтоушань, и тогда началось великое землетрясение, потоп. И погиб этот грешный мир.

— А ведь про этот потоп мы в школе читали в учебнике географии! Помню, там было сказано, что озеро Цзиньбоху образовалось после вулканических извержений. Потоки лавы загородили прежнее русло Муданьцзяна, и воды его затопили всю эту местность до самых гор, до первого перевала.

Потоп произошел здесь во времена незапамятные, но Виктор и Ашихэ словно еще ощущали его дыхание и снова радовались своему спасению.

Когда они с первым светом утра, после крепкого упоительного сна, сна утомленных странников, сходили вдвоем голые к матовой глади озера, не тронутой еще ни малейшим дуновением ветерка, им казалось, что весь мир затонул, что все начинается сызнова — и только для них двоих.

Купались ли они, или грелись на песке, нанесенном сюда ветрами на базальтовые глыбы — остатки извержения вулкана, или шли по звеневшему цикадами девственному лугу, все было для них одних — эта вода, песок, травы и небо, не такие, как прежде, увиденные по-новому сквозь пережитое, неотделимые от счастья доверчивых признаний, ласк и ошеломительных открытий.

Ашихэ смеется — и Виктору кажется, что до сих пор он еще никогда не слышал, как она смеется. Ее смех — негромкий, но звонкий, неудержимый, радость и удивление переливаются в нем через край. «Ну подумай, Вэй-ту, с чего это я вдруг смеюсь?»

У Ашихэ бывают и свои минуты тихой задумчивости. В такие минуты не надо с ней заговаривать, Надо оставлять ее наедине с чем-то, что сходит на нее, как ранние лиловые туманы, когда густо цветет вереск.

Виктор открывал в ней все новые особенности души и тела, недоумевая, как это он раньше их не замечал. Вот, например, ножки у нее маленькие, детские, просто даже не верится, что они способны были выдержать страду труднейшего пути.

НЕМНОГО ЗОЛОТА НА СЛОМ

Люй Цинь не приходил. Видно, он все же нашел другое убежище, получше.

Ждать дольше было невозможно.

— Пойдем к Хуан Чжоу. Он — чжангуйды, старшина всей лесной общины от Польской могилы и Седловины до побережья. Он должен знать, что здесь произошло.

На одной из сосен, среди которых стоял их шалаш, Виктор сделал зарубку, вырезал свои знак рядом со знаком Хуан Чжоу. Человек посторонний ничего не разберет, а Люй Цинь, когда сюда придет (а рано или поздно он придет непременно), будет знать, куда они пошли и где их искать.