Положение оказывалось гораздо серьезнее, чем они думали, и надо было немедленно решить, куда спрятать совершенно беспомощного товарища. Его надо надолго укрыть в месте, совершенно безопасном и не вредном для здоровья, где он бы набрался сил и справился с болезнью.
Когда они это обсуждали и каждый припоминал разные глухие уголки в тайге, Ашихэ сказала, что знает только одно подходящее место: грот, в котором когда-то расположился лагерем их отряд и лежал раненый Багорный.
— Ты говоришь о пещере, где меня усыпили? Где являлись мне видения и богиня? — спросил Виктор.
— Да, да. Я уверена, что лучше всего ему будет там. Ты сможешь найти это место?
— От перевала я бы дорогу вспомнил. Но отсюда…
Хуан Чжоу тоже не знал, как туда идти, — он в тех местах никогда не бывал. Ашихэ и Виктор стали объяснять, где находится пещера, припоминая разные особенности местности. В конце концов Хуан Чжоу сказал:
— Ага, это где-то за Черным Растоком, по другую сторону Межгорья… Ляо вас проводит.
— Хотя бы до Растока, а оттуда мы уж сами доберемся… Это далеко отсюда?
— Для хороших ходоков — два дня пути.
— Полноте, во мне восемьдесят кило весу! Бессмысленно тащить меня в такую даль, — запротестовал Багорный.
Разумеется, каждый из них протестовал бы на его месте, сознавая, какой обузой он будет. Однако считаться с протестом Багорного они тоже не могли: не бросать же товарища в беде.
Нельзя было медлить. Поев, они соорудили носилки из двух жердей и куска парашюта и пустились в путь: впереди Ашихэ с собаками, за ней Ляо и Виктор несли Багорного. Хуан Чжоу остался дома. Ему нужно было спрятать остатки шелка, которым он поделился с Ашихэ, и поспешить в Соболью долину, где жили Хэн, Чжи Шэн и Большой Юн, которые охотились больше за пушниной, убивая зверей выстрелом без промаха прямо в глаз. Ляо обещал, когда вернется из Межгорья, привести с собой еще Эр-ляня и Сань-пяо. Семерых таких охотников будет достаточно. Все они вместе отправятся по следу Долгового. И тайга, наверно, поглотит рыскающую по ней пятерку сыщиков.
Дорога шла лесами, по руслу речки и тропинками по горным склонам то вверх, то вниз. По временам Ашихэ останавливалась, и тогда мужчины опускали носилки на землю и отдыхали, разогнув спины. Ляо нес только носилки, а у Виктора на спине висела еще корзина с оружием и патронами. Ашихэ просила дать ей нести хотя бы часть этого груза. Но как убедить мужчину, упрямого и не знающего меры своим силам? «Не приставай, Триданя, не то я еще и тебя понесу вместе с корзиной».
На одной из таких остановок Багорный опять заговорил о том, что их затея не имеет никакого смысла.
— Вы только замучаетесь, а мне не поможете.
— Не думайте вы об этом, Александр Саввич. Как-нибудь доберемся.
Виктор приподнял концы жердей — они врезались ему в плечи под тяжестью человека, встречи с которым он когда-то ждал два года, о котором позднее — на джонке и когда ночами брел через тайгу — часто думал с благодарностью и восхищением и которого жаждал найти. Но после встречи с беглецами из России он уже не стремился увидеть Багорного, потому что испытывал горечь разочарования. И вот теперь Багорный свалился как снег на голову со всем грузом запутанных и трудных вопросов. Он разбередил опять все то, что стоит между ним, Виктором, и Ашихэ, то, чего он ни понять, ни признать не может…
Об этом думал Виктор вечером у костра, когда остановились на ночлег. Ляо ушел собирать хворост, Ашихэ готовила ужин, а Багорный лежал против Виктора по другую сторону костра. Протянул ему свой портсигар.
— Покурим напоследок?
— Спасибо, я не курю.
— И Ляо не курит. Придется мне одному…
Они снова замолчали. Было тихо. В котелке булькала вода, Ашихэ снимала ложкой пену.
Багорный курил, задумавшись. Он смотрел на Виктора, но вряд ли видел его.
Наконец он бросил окурок, достал из кобуры пистолет и выстрелил себе в висок.
Он проделал это у всех на глазах так просто и внезапно, что ему не успели помешать.
Все бросились к нему. Он лежал на спине, раскинув руки, и пальцы его еще теребили траву, но скоро и эти движения прекратились.
Просмотрели голову: пуля прошла навылет.
Все поднялись, только Ляо еще стоял на коленях, наклонясь над раненым, и он-то первый обратил внимание на то, что кровь струей бежит из раны.
Послушали сердце, оно билось.
Тогда Ашихэ промыла рану и забинтовала, чтобы остановить кровь. Больше ничего нельзя было сделать, и они только стояли вокруг Багорного, каждую минуту ожидая конца. Смотрели на него, чувствуя, что их как-то отдалил от него и его поступок, и веявший над ним ужас смерти, и то, что сделал он это так хладнокровно. Ни слова, ни взгляда не нашлось у него для них, как будто подле него были люди совершенно чужие, с которыми не нужно было считаться. Этот его жест — о, как отчетливо видел его сейчас Виктор: усталое движение руки, отбросившей окурок и затем спокойно протянувшейся к пистолету. Без колебаний, но и без всякой торопливости, словно отсалютовал кому-то.
— Мы его ничем не обидели, — сказал Ляо угрюмо. — Зачем же он так сделал?
— Видно, не хотел быть нам обузой.