Лесное море

— Да, генерал звонил мне по телефону. Их проект ему очень понравился, ему и Кайматцу. Капитан Кайматцу случайно присутствовал при их разговоре. Об остальном узнаем после того, как японцы займут Сингапур.

— Я не совсем понимаю, какое отношение добыча урана имеет к Сингапуру.

— Сингапур, по словам генерала, падет на днях, и генерал намерен устроить тогда банкет, на который любезно просил меня прибыть с дочкой и моим молодым другом. Так что можешь считать себя приглашенным.

— Это они ему рассказали про меня?

— Конечно. Генерал спросил, кто еще из поляков посвящен в это дело. И они назвали меня, но прибавили, что я не дал согласия, пока не узнаю мнения генерала, и что вообще им было неудобно говорить на эту тему за рюмкой, на вечеринке по случаю приезда молодого Потапова. Каков апломб, а? Ну так вот, готовь, братец, фрак.

— Он мне не потребуется. Ни на какой банкет к японцам я не пойду. И потом мне не нравится…

— Что тебе не нравится?

— Все ваши разговоры о Потапове. Это очень рискованно. А вдруг Потапов жив и, быть может, его тут знают? Мне ведь о нем ровно ничего не известно… Не стоит накликать беду. Лучше всего Потапову скрыться — и сейчас же, раньше, чем займут Сингапур.

— Когда ты уезжаешь? — спросила Тао, катая пальцем по скатерти шарик из хлебного мякиша.

— Хочу как можно скорее. Сегодня это выяснится.

— Тогда нам надо поговорить. Я не намерена отказываться от того, что вчера тебе сказала. Другого выхода нет.

— Может, я здесь лишний? У вас, я вижу, какие-то секреты, — пробовал пошутить доктор, но Тао его перебила:

— Вовсе нет. Я ничего не скрываю.

Это прозвучало каким-то ребячьим вызовом. И она тут же спохватилась:

— Дело в том, что Виктор едет в Польшу, вернее, в польскую армию. Так что банкет у генерала ему решительно ни к чему. И я тоже не смогу воспользоваться приглашением.

— Но почему же, детка?

— Потому что собираюсь выйти замуж.

— Как, уже на днях? — удивился доктор и выпростал бороду из-под салфетки. — И ты хотя бы уже знаешь, за кого?

Ирония была слишком очевидна. Но Тао уже закусила удила, и ни что не могло ее остановить:

— Знаю. Но он еще не знает.

Доктор скомкал салфетку и побагровел не то от гнева, не то от сдерживаемого смеха.

— Ну-с, не буду ссылаться на закон, который запрещает брак без согласия родителей. Я ведь никогда не злоупотреблял своими отцовскими правами. И не намерен это делать. Но учти мой возраст и опыт и позволь мне спросить: не рано ли ты собралась замуж? Тебе ведь только семнадцать лет.

— А тебе пятьдесят!

Наклонясь друг к другу через стол, отец и дочь с минуту меряли друг друга глазами, которые у них были очень похожи.

— Разве знаешь, когда придет любовь? Иногда она приходит слишком рано, иногда слишком поздно.

— Может, ты по крайней мере сообщишь, черт возьми, кто этот избранник, который еще не знает, что станет твоим мужем и моим зятем? — спросил доктор, с трудом сдерживаясь.

Тао кивком головы указала на Виктора.

— Он.

— Ах, та-ак! — удивленно протянул доктор. А Виктор сердито буркнул:

— Что за дикая фантазия!

Тао стремительно повернулась к нему.

— Ты можешь не согласиться, можешь не принять моего… моего…

— Предложения, — тихо подсказал ей отец, уже немного успокоившись.

— Пусть предложение! И я ничуть не обижусь, если ты его не примешь. Но как же тебе не стыдно обращаться со мной, как с взбалмошной девчонкой! У меня есть серьезные причины бежать отсюда — ты это сам вчера признал. Я все хорошо обдумала и прошу тебя, как друга. Не могу же я выдавать себя за твою сестру — мы с тобой так же похожи, как день и ночь. Лучше я поеду с тобой как твоя жена. Настоящая или фиктивная — это мне безразлично.

И, встав из-за стола, она обратилась к отцу:

— Извини, я уйду, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, о чем мы оба потом будем жалеть. Виктор тебе все объяснит. Но что бы ни говорили вы оба, я все равно не останусь в Харбине. Поеду на фронт — либо с Виктором, либо одна. Хотелось бы с ним, потому что он настоящий мужчина и нравится мне.

Она выбежала из комнаты. Ошеломленные Ценгло и Виктор слышали, как она взлетела по ступеням наверх и с треском захлопнула за собой дверь.

Доктор стал щупать карманы, ища папирос.

— Оставил их на письменном столе… Пойдем ко мне, потолкуем.

Они пошли в кабинет, оба смущенные неприятной сценой и пылкой откровенностью Тао.

Доктор указал Виктору на кресло.

— Садись. Значит, вот как обстоят дела…

Машинально отодвинул панты за мраморную чернильницу, вынул папиросы из лакированной шкатулки и, чиркнув спичкой, закурил, морщась, как будто дым ел ему глаза.

Потом заходил по ковру наискось, от книжного шкафа к окну. Виктор тоже поднялся.

— Сиди, сиди, к чему эти церемонии. Я не сажусь, потому что, когда ходишь, думается лучше.

Он открыл стенной шкафчик и, достав графин и серебряную стопку, обернулся к Виктору.

— Выпьешь?

— Нет, спасибо, никак не могу привыкнуть.

— Ну, а я не могу без этого.

Он выпил залпом одну стопку, налил себе вторую и только после этого решительным жестом поставил графин на место.