Лесной бродяга

А тем временем, уподобившись фантастическим всадникам, которых не в состоянии удержать никакое препятствие, Фабиан несся с ужасающей быстротой, не обращая внимания на рытвины, ручьи и упавшие деревья, заграждавшие ему путь. Хосе не ошибся. Если бы Фабиан мог как следует управлять лошадью, то он, без сомнения, скоро догнал бы своих врагов, но дикое животное плохо подчинялось его воле. После многих усилий юноше удалось наконец направить его на узкую тропинку, протоптанную посреди леса, на которой ясно были видны следы копыт проехавших всадников, однако лошадь то и дело сворачивала с тропинки, кружила, возвращаясь обратно, и Фабиан ничего не мог поделать с ней.

Почти после целого часа бешеной скачки лошадь почувствовала, что человек победил, так как силы ее ослабели, из ноздрей вырывался свист, и она мало-помалу сбавляла стремительность и неровность своего аллюра. В конце концов она окончательно присмирела. Как будто по взаимному соглашению, лошадь и всадник решили малость перевести дух. Фабиан ослабил узду, и лошадь встала; с ее боков струился пот.

Фабиан воспользовался остановкой, чтобы несколько сориентироваться; сердцебиение от бешеной скачки у него прошло, и туман в глазах прояснился.

Затоптанные листья, сломанные ветви деревьев и кустов, а главное, свежие следы лошадиных копыт на почве служили явным доказательством, что здесь недавно проехали люди. Вдруг до него донесся отдаленный шум потока: дон Эстебан был уже близко от него и благодаря усилиям своих людей мог легко уничтожить мост. В таком случае дальнейшее преследование оказалось бы бесполезным, так как пока бы Фабиан отыскивал брод, экспедиция уже скрылась бы в необозримых равнинах, простирающихся вокруг Тубака.

Эти мысли будто подстегнули Фабиана; он вонзил шпоры в бока лошади и поскакал по тропинке, за многочисленными поворотами которой он не мог еще разглядеть ехавших впереди него всадников. Лошадь неслась с удивительно быстротой, но Фабиан все понукал ее, и вскоре рев потока послышался уже так близко, что заглушал стук копыт его скакуна. До него донеслись звуки человеческих голосов, подействовавших на юношу, как удары шпор на лошадь; ему вот-вот предстояло очутиться лицом к лицу с врагом, при одном воспоминании о котором у него закипала от гнева кровь. Жажда мести и быстрая езда так опьянили его, что количество врагов совершенно ускользало от него. Однако представившееся его глазам зрелище будто вмиг отрезвило Фабиана.

Мост, соединявший оба крутые берега ущелья, в глубине которого ревел поток Сальто-де-Агуа, состоял из грубо обтесанных бревен, упиравшихся своими концами в голые скалы и ничем не скрепленных между собой. Два-три сильных человека без особого труда могли легко разрушить его, сбросив бревна в воду. Как раз когда Фабиан подъехал к берегу, мост рухнул вниз, уступая усилиям четырех лошадей, которые изо всей силы тянули лассо, привязанное одним концом к их седлам, а другим — к бревнам моста.

При этом зрелище Фабиан испустил крик бешенства, заставивший обернуться одного из всадников; им оказался дон Эстебан, торжествующий свою победу, которую явно выражало его лицо. Он с недоброй усмешкой глядел на Фабиана, который, как безумный, пришпоривал лошадь, чтобы перескочить через поток. В изорванном платке, с исцарапанным и залитым кровью лицом, он был почти не узнаваем. Несмотря, однако, на его усилия, оказавшись на краю пропасти, лошадь испуганно отпрянула в сторону.

— Стреляйте в него! — закричал дон Эстебан. — Стреляйте, иначе безумец расстроит все наши планы!

Три дула нацелились на Фабиана, но тут позади него раздался громовой голос, и в ту же минуту из чащи показались канадец и Хосе, вовремя подоспевшие на выручку, благодаря выкрутасам лошади Фабиана.

При виде двух несравненных стрелков, чье искусство внушало всем особое почтение и страх, между подчиненными дона Эстебана возникло некоторое замешательство. В это время Фабиан еще раз попытался заставить упрямую лошадь перепрыгнуть, но она снова со страхом попятилась от ущелья.

— Стреляйте же! Стреляйте в него, болваны! — неистовствовал дон Эстебан.

— Горе тому, — прогремел канадец, — кто выстрелит! А ты, Фабиан, ради Бога, вернись! Назад, мальчик мой!

— Фабиан! — повторил, как эхо, дон Эстебан, глядя на племянника, который, не обращая внимания на мольбы Розбуа, отчаянно понукал своего скакуна; тот прыгал во все стороны, покрытый пеной и дрожащий от страха.

— Да, Фабиан! — воскликнул молодой де Медиана таким голосом, что заглушил рев водопада и крики обоих охотников. — Фабиан, явившийся потребовать ответа за смерть своей матери у дона Антонио де Медианы!