— Дела, мать их, плохи, — отчитался Бушен перед оставшейся частью команды, когда та собралась в столовой. Повязка прилипла к ране, и уставшие глаза были налиты болью. — Мы все живы, корабль не тонет, но… как только туман рассеется, нас можно считать покойниками, все просто и ясно. У нас осталось всего три спасательных шлюпки, и, если кто-то желает попытать счастье на них, можете это сделать. Надевайте максимально теплую одежду и убирайтесь отсюда. Может, вас тогда подберет другое грузовое судно, вы выживете и сможете рассказать о том, что здесь произошло. Хорошо, если так. Да поможет вам Бог.
Но три шлюпки остались там же, где и были.
Ночь продолжалась.
Члены экипажа несли вахту, вглядываясь в туман со своих участков, прислушиваясь к пульсации двигателя и пытаясь услышать «Копье». Если оно и было неподалеку, то двигатели его были заглушены. В чудеса верить не приходилось — члены экипажа были уверены, что враг не дремлет и вот-вот окажется рядом.
У Бушена имелся своего рода план. Он часто приказывал запускать двигатели и преодолевать небольшое расстояние, после чего вновь позволял «Софии» дрейфовать. Его намерение состояло в том, чтобы производить как можно меньше шума и продолжать держать курс на Англию и, возможно —
Около полуночи, когда несколько измученных членов экипажа явились в столовую, чтобы наполнить из кофейника чашки, счет которым давно потеряли, Майкл сидел за столом с Олафом Торгримсеном и Билли Бауэрсом. Повар поставил на стол малиновый пирог, который и в самом деле был на вкус, как малина, и это было настоящим кулинарным шедевром, учитывая обстоятельства. Струйки сигаретного дыма медленно перемещались в воздухе, и разговор велся тихим и приглушенным тоном.
В этот момент в столовую вошел тощий человек, тут же привлекший всеобщее внимание.
Пауль Вессхаузер в своих черных брюках и сером свитере тихо прошел мимо Майкла с собеседниками и налил себе чашку кофе. Под глазами за стеклами очков пролегли темные круги, плечи были тяжело опущены. Вессхаузер выглядел как человек, несущий тяжкое бремя. Он сел за стол в одиночестве, положил в свой крепкий напиток пол-ложки сахара, закурил сигарету и затянулся со всей силы своих легких.
Майкл вздохнул, встал из-за стола и сделал несколько шагов к Вессхаузеру.
— Вы не возражаете, если я сяду с вами?
Тот лишь пожал плечами, и Майкл сел.
— Вы как? Держитесь? — спросил он. Глупый вопрос: вид этого человека говорил сам за себя.
— Я в порядке, — Вессхаузер снова выпустил облако дыма и позволил его остаткам медленно тянуться из его рта сквозь сомкнутые губы. Через несколько секунд он сумел заговорить снова. — Сколько умерло сегодня?
— Пятеро.
— Пятеро, — повторил Вессхаузер. Он рассматривал горящий кончик сигареты так, словно это был маяк в царстве непроглядной тьмы. — Господи… я никогда не желал ничего подобного…
— Разумеется, нет. И в этих смертях нет вашей вины.
— Нет, есть, — Вессхаузер сверкнул глазами на Майкла. — Если бы я не принял решение уехать из Германии, ничего этого бы не произошло! Все шло бы своим чередом…
— Это верно, — согласился Майкл. Он сделал глоток из собственной чашки с крепким кофе. — Вы бы все еще были в Германии, работая на нацистов против воли. Прекрасное будущее, не правда ли? Создавать для них оружие. А вы ведь создаете оружие, я не ошибаюсь? — Майкл знал, что Вессхаузер был оружейным экспертом, но не знал точно, в какой области.
— Я проектировщик, — опустил глаза Пауль.
— Из ваших уст это звучит весьма внушительно, — Майкл наблюдал за тем, как дым дрейфует вокруг Вессхаузера. — Я думаю, что вы все сделали правильно. Раз вы чувствовали, что руки нацистов — это не те руки, в которых должно было оказаться ваше детище, можно сказать, что выбора у вас не было. И риск, на который вы пошли, требовал большого мужества.
— Видимо, я должен гордиться собой за убийство такого количества людей. И в конце концов, я убью свою жену, дочь и сына, — Вессхаузер нервно улыбнулся, и в этой улыбке не было ни намека на веселье. — Потому что ничего другого их не ждет, — он вновь прикурил сигарету. — Я ходил капитану Бушену и просил, чтобы он сдал нас. Вы знаете, что он мне сказал?
— Нет. Что?
— Он сказал, что не допустит, чтобы его команду отдали, как овец, на заклание. Он сказал, что они умрут, как подобает