Лесной царь

Ему не хотелось обижать старуху, которая, как он твердо верил, заговором вылечила его сына, но стыд перед приставом пересилил, и он буркнул:

— Что тут скажешь, господин Мита, темнота!..

— Гляди, братец, чтобы еще и штаны не нашлись… Может, ими тоже отдаривалась твоя хозяйка! — съязвил пристав, давясь от смеха.

— Э, нет… С ней расчет простой: платок либо чулки да грош-другой, и все. Наши доктора не так дорожатся, как ваши.

Пристав прервал старосту:

— Ну, ступай продолжай свое дело!

— Убей тебя бог, Джюрица, не мучь нас больше. Ведь все равно перевернем весь дом, а разыщем… Скажи, братец, куда спрятал, и мы пойдем себе! — взмолился староста, пытаясь смягчить и расположить к себе Джюрицу.

— Сказал, знать не знаю, а ты делай что хочешь, — решительно ответил Джюрица, глядя, как конь пристава чешет голову о жердь, к которой его привязали.

Староста снова вошел в дом.

Прошло полчаса. Выкурив несколько сигарет, пристав поднялся и обогнул дом. За домом стоял овин. Пристав заглянул в него и, убедившись, что он пуст, повернул обратно. Но из-за угла появился с таким многозначительным видом, словно нашел наконец то, что искал. Сохраняя ту же мину, он подошел к крыльцу и посмотрел на Джюрицу, и тот, не искушенный в подобного рода хитростях, выдал себя. На лице парня ясно можно было прочитать: «Пропал я, нашел-таки!»

— Эй, староста, все сюда! — крикнул пристав.

Все вышли из дома.

— Нету там ничего. Это в другом месте; сейчас Джюрица нам сам поможет, — сказал пристав, улыбаясь.

Джюрица опустил голову и, казалось, не дышал. Его охватила дрожь, лицо то бледнело, то краснело, язык не повиновался. Старуха мать тем временем так и рыщет глазами и все на пристава смотрит, точно хочет заглянуть ему в душу и отгадать, какие мысли у него в голове в это мгновение.

— Ступай, Джюрица, в овин! — крикнул пристав и кивнул остальным головой.

Войдя в овин, пристав тотчас оглянулся, чтобы посмотреть, куда упадет первый взгляд Джюрицы, но тот вошел с опущенной головой, уставясь на носы своих опанок.

Оглядев один из углов крыши, полицейский сказал:

— Ну-ка, Джюрица, доставай!

Будь пристав понаблюдательней, он заметил бы, как по лицу Джюрицы скользнула радость: «Э, да он не нашел, еще не все пропало!» Но пристав слушал громкий ответ Джюрицы:

— Не понимаю я, сударь, что ты от меня хочешь. Сказал тебе: ничего мне не ведомо о тех вещах. Чего тебе еще нужно?

Чиновник вспылил. Его удивила такая дерзость. Он не сомневался в успехе, ведь он отлично видел, выходя из овина, как изменилось лицо Джюрицы. Подумав, он понял, что допустил ошибку, когда, обращаясь к Джюрице, поглядел на крышу. Приказав всем выйти, пристав внимательно осмотрел пол, на котором был раскидан навоз и птичий помет. И вдруг весело вскрикнул:

— Дайте-ка мотыгу!

— Мария, где мотыга?

— Ей-богу, не знаю, видно, на огороде осталась. Намедни сын там работал, — ответила старуха, глядя в сторону.

Ответ ее обрадовал пристава еще больше.

— Вон мотыга! — крикнул стражник, увидав торчащую из бурьяна ручку.

— Копай здесь! — приказал решительно пристав. А взглянув на Джюрицу, развеселился окончательно.

Стражник взялся за мотыгу и после нескольких ударов радостно возгласил:

— Доска!

— Легонько сейчас, — приказал пристав, — копай осторожно, не торопись!

Когда стражник поднял доску, все увидели большой глиняный сосуд, набитый чулками, полотенцами, платками. Сверху лежали талеры и полуталеры.

— Вот они где! — воскликнул староста, увидев деньги.

«Пропал! Пропал! Каторга… кандалы… Прямо сейчас наденут кандалы… ведь он сказал: «серьезная кража», а Вуйо говорил, будто в кандалы заковывают до суда… Кандалы на ноги!» — думал Джюрица, и сердце у него екало от одной лишь этой мысли.

— Откуда у тебя, парень, эти вещи? — спросил полицейский пристав, подняв пальцем длинные низки старинных монет.

— Не знаю. Наверно, кровные враги мои подкинули, — ответил Джюрица, и глаза его дико сверкнули.

— Господь с тобой, господин пристав, неужто мой сын… — начала было причитать старуха.

— Не бери греха на душу, знаешь, что такое родное дитя… Пера, ради бога, братец, ты знаешь…

— Проваливай, бабка, отсюда, покуда цела! — крикнул староста и вытолкнул ее из овина, но старуха продолжала причитать, призывая в свидетели все село и всех святых.

Стражники мигом скрутили веревкой Джюрице руки, извлекли из сосуда украденное, связали в узел и вскинули Джюрице на спину; ожерелья пристав завернул в платок и сунул в карман.

И все тотчас двинулись к сельской управе. Мара заперлась в доме и заголосила во все горло, а Джюрица повесив голову и с почерневшим лицом, со скрученными назад руками зашагал впереди стражников, неся на спине свой позор. Оглушенный этим внезапным и тяжелым ударом, он как-то весь оцепенел. Одна только мысль сверлила мозг: «Хоть бы никто не видел!»; подразумевая под этим «никто» своих односельчан, молодой парень выделял особо одного человека, чье мнение он ставил выше всего на свете.