Лесной царь

Тот вежливый, жалостливый стал. На улице никто уже злобно не смотрел, наоборот, отворачивались. То ли стыдно горожанам сделалось, то ли какой мести опасались. А ни ей, ни даже Геду до них дела не было.

— Давай в поле заночуем, тут нам явно не рады. А завтра к губернатору пойдём, покажешь дорогу? — вёл он её под руку к воротам.

Лес впереди словно шептал макушками сосен: «Предупреждала я, что люди обидят! Возвращайтесь, а то хуже будет, много хуже!»

— Как тебе удалось их провести? — спросила Зофья, когда город остался позади.

— Никак, — усмехнулся Гед. — У меня нет того, что они ищут. И у тебя отродясь не было.

— Но как же… Ты ведь колдун.

— Только им не колдуны нужны. Ты до сих пор не поняла? — он залился смехом пуще прежнего. — Себе подобных они ищут, чтобы их власть никто оспорить не смог, а все ваши суеверия и даже вера неистовая — лишь удобный предлог.

Она запуталась, ещё хуже, чем леший в Пуще путал. Оказывается, всё не так, весь мир в другие тона выкрашен, у всех в глаза будто цветные стёкла храмовых витражей вставлены, и видится всё не таким, как на самом деле. Надо ли его видеть таким? В истинно-страшном свете.

Прошли они по новому большому тракту, что вёл из Подгайска в соседний городок Дрисвяты, огибая Дикую Пущу. На середине этой дороги усадьба губернатора стояла. Как стемнело, остановились в поле на ночлег и с рассветом дальше побрели. К вечеру как раз у резных ворот с красными петушками оказались. Охранники с подозрением косились, пропускать не желали: «Куда? Зачем?»

— Свояченица губернатора в гости пришла, захворавшего племянника проведать хочет, — отвечал Гед. — А я охотник. Иду повиниться и дозволения зверя и птицу в лесах стрелять попросить.

Зофья вздрогнула, вспомнив Милку. Гед уверял, что со всем справится, а если не справится, то удача двух бед подсобит, но всё же… Заградский-то не Голубые Капюшоны, и наветам жены-злыдни скорее поверит.

Долго испрашивали слуги у хозяев, пускать в дом голодранцев или нет, но всё же открыли ворота. Раньше трехэтажная усадьба с широкими лестницами, террасами, балконами и верандой в окружении резных перил казалась сказочным замком, где всегда мир и достаток, а теперь поблёкла. Обычное дерево, из которых избы строили, только размерами побольше. Неуютно внутри, чувствуется злая сила, шепчутся тени по углам, душит спёртый воздух, першит пылью и копотью.

Слуга проводил гостей на второй этаж к кабинету губернатора. Из-за притворенной двери слышались голоса.

— Извиняйте, но ни за какие деньги не согласен я по этим лесам ходить. Хоть режьте меня живого, уж лучше костёр, чем нечисть! — говорил один.

— Чего ты причитаешь, как девка малахольная? Временно же, пока из Стольного человека не соберут, а то тут уже повадились доброхоты зверей стрелять и деревья рубить. Того глядишь, всё хозяйство по кусочкам разнесут! — отвечал Заградский.

— Ни временно, ни даже на один день! Если кто и ходит туда, так сгинет сам, никого эти леса не выпустят.

— Что ж, ты на принцип, так и я на принцип. Сегодня же пришлю пристава, чтобы имущество твоё за долги описал. Всё! Шасть отсель, видеть тебя, труса эдакого, не желаю!

Из кабинета вылетел раскрасневшийся дядька Шамсень, подгайский егерь. Хороший мужик, говаривали, только больно медовуху любил и все деньги в кабаках спускал. Прошёл мимо грозовой тучей и даже не глянул. Слуга поманил в кабинет новых посетителей. Гед смело ступил за порог, а Зофья в тёмный угол шмыгнула.

Пылились в шкафах толстые книги в кожаных обложках, на стенах висело оружие, цепи и гербы, в углу статуэтка по пояс — копия деревянных Крылатых посланников из храмов. Губернатор сидел за столом и пересчитывал сложенные горочкой монеты, чуть в стороне высилась стопка ценных бумаг. Хотя Заградский ещё был молод и подтянут, фигура всё равно выглядела грузной и создавала впечатление, что с годами его сильно разнесёт. На тёмной макушке уже светилась лысина. Он поднял на гостей блёклые глаза:

— Вот кто у нас зверей-то стреляет без дозволения. Сам повиниться пришёл? Ух, какой я на тебя штраф наложу!

Заградский погрозил ему пальцем.

— Дело у меня к вам. Жениться хочу на свояченице вашей, — Гед кивнул в сторону оробевшей Зофьи. — Породнимся скоро. Вот я и решил почтение засвидетельствовать, а заодно сопроводить мою невесту к сестре и хворому племяннику. Времена-то сейчас неспокойные, сами знаете.

Заградский задумчиво почесал переносицу:

— Так шли бы сразу к Милке, от меня-то что надо? Или штраф свой убавить хочешь?

— Нет, но об одолжении всё же попрошу, — не смутился Гед. — Слышал, вам лесник нужен.

— Да, суеверен у вас народ, труслив и к работе не приучен. Боится всякой глупости, — посетовал губернатор, хитро прищурившись. — А с меня начальство в Стольном потом три шкуры спустит, что порядка нет. Ещё и Голубым Капюшонам постоянно на соседей доносят бездоказательно, что за люди? Эх!

— Возьмите меня. Я не суеверен, как остальные, и здешние земли как свои пять пальцев знаю, все тропки, звери у меня наперечёт, ценные деревья тоже. Клянусь, не пропадёт за мной ваше хозяйство.